Чёрная Дочь

Козёл Альпийский

— Первое, что меня испугало до смерти — это клоуны, — продолжила она, с дрожью в голосе. — Их размалеванные лица, неестественные улыбки, кричащие костюмы и нелепые движения вызывали во мне не смех, а панический ужас. Мне казалось, что они — не тагаи, а какие-то зловещие куклы, готовые в любой момент напасть и причинить боль. Отомстить за то, что мы пьем их энергию. Я пряталась за спиной мамы, дрожала всем телом и молила, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

Она сделала паузу, словно ей было тяжело вспоминать эти события.

—

Потом были акробаты, летавшие под куполом цирка без страховки. Каждое их движение, каждый рискованный трюк заставлял мое сердце замирать от страха. Мне казалось, что они вот-вот сорвутся и разобьются насмерть прямо на моих глазах. А потом восстанут в виде призраков.

Лиза крепче сжала плитку шоколада, словно пытаясь заглушить неприятные воспоминания.

— Но больше всего меня пугали и угнетали животные, — произнесла она с горечью. — Львы, тигры, носороги, медведи… Их дрессировали, заставляли выполнять сложные и унизительные трюки, лишая их свободы и достоинства. Я видела в их глазах страх, тоску и отчаяние, и моё детское сердце разрывалось от ттго, что подобное по сути делала со мной моя мать. Лиза, одень это платье, Лиза, пойдем туда-то.

Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Я помню один случай, который врезался в мою память навсегда, — продолжила Лиза, с дрожью в голосе. — Во время представления носорог, выполнявший трюк с мячом, вдруг остановился и заплакал. Да, вы не ослышались, он заплакал. Из его глаз хлынули слёзы, а он продолжал стоять на арене, словно каменный. В этот момент я почувствовала такую сильную боль, такую глубокую несправедливость, что больше не могла оставаться в цирке. Я выбежала оттуда, как ошпаренная, и больше никогда не возвращалась. Обычно плачет крокодил, а тут.

Лиза замолчала, погрузившись в свои мысли.

— С годами моя неприязнь к цирку только усиливалась, — произнесла она, спустя некоторое время. — Я читала книги о защите животных, смотрела документальные фильмы о жестоком обращении с ними в цирках, узнавала о том, как их содержат в тесных клетках, как их мучают и избивают во время тренировок. И я поняла, что цирк — это не просто развлечение, а прибыльный бизнес, построенный на страданиях и эксплуатации животных. И за всем… Конечно, за всем стоим мы, змеи. Страдания ради того, чтобы мы жили. Вот они. Не страдания абстрактных рабов, а вполне конкретных.

Лиза сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

— Я не могла оставаться в стороне, я должна была что-то делать, — продолжила она, с решимостью в голосе. — Я начала участвовать в акциях протеста против цирков с животными, собирать подписи под петициями, писать письма в газеты и журналы. Я стала вегетарианкой, отказавшись от употребления мяса и других продуктов животного происхождения. Я делала всё, что в моих силах, чтобы защитить братьев наших меньших. Помню мать ненавидела меня. Да и в академии. В общем, только Света меня поддерживала.

Никодим смутно помнил кто такая Лана Род, и что нужно совсем рехнуться чтобы она тебя поддерживала. А Лиза взглянула на Никодима,

Михаила и Яру, словно ища у них поддержки и понимания.

— Но, со временем, я поняла, что проблема не только в жестоком обращении с животными, — произнесла она с горечью. — В цирке несчастны не только они, но и рабы, работающие там. все по заветам повелителей. Клоуны, акробаты, дрессировщики… Все они — заложники системы, вынужденные играть свои роли, чтобы выжить. Я видела в их глазах усталость, разочарование и какую-то безысходность.

Лиза замолчала, погрузившись в свои мысли.

— Однажды, много лет спустя, я случайно оказалась рядом с цирком-шапито, — продолжила она, после долгого молчания. — Я уже давно не посещала подобные заведения, работала специальным агентом, но любопытство взяло верх. Купила билет и вошла внутрь. Цирк был старым и обветшалым, зрителей было немного, и атмосфера царила унылая и тоскливая.

Она сделала паузу.

— Когда на арену вышли клоуны, я внезапно увидела в их глазах не весёлость и задор, а грусть и усталость, — произнесла Лиза, с дрожью в голосе. — Все достало. Их размалеванные лица скрывали печаль, а их смех звучал фальшиво. Я поняла, что они — такие же жертвы системы, как и животные. Они вынуждены скрывать свои истинные чувства, чтобы развлекать публику, чтобы заработать себе на жизнь. Да и жизнь ли? Рабы в вечном рабстве. Я не жалею тагаев, мне жалко себя.

Лиза замолчала, словно ей нужно было перевести дух, прежде чем продолжить. Она прервала свой рассказ, переваривая тяжелые, отвратительные воспоминания. Змея сделала глубокий вдох, и продолжила, понизив голос, словно боялась, что кто-то может услышать её признание.

— После представления, когда большая часть публики покинула шатёр, я почувствовала непреодолимое желание узнать, что же происходит за кулисами, — начала девушка с некоторым трепетом в голосе. — Любопытство и какой-то внутренний голос, подталкивающий к раскрытию истины, взяли верх над разумом. Я спряталась в одной из пустых гримёрок, и стала ждать.

Лиза на мгновение замолчала, словно вспоминая детали того страшного вечера.

— И вот, когда шум стих, и в цирке воцарилась тишина, я услышала странные звуки, доносившиеся из-за плотно занавешенной двери. Звуки, похожие на шипение змей, перемежающиеся с приглушёнными голосами на непонятном языке. Моё сердце бешено колотилось, но я не могла отступить. Я медленно и осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Я уже знала эти звуки, слышала их в академии.

Лиза снова замолчала, давая слушателям возможность представить себе ужас, который она испытала в тот момент.

— То, что я увидела, повергло меня в шок, — произнесла она, с трудом подбирая слова. — Клоуны, акробаты, дрессировщики, все те тагаи, которые ещё недавно развлекали публику на арене, стояли в кругу, и… их лица… их лица изменились! Их кожа покрылась зеленоватой чешуёй, глаза стали узкими и вертикальными, а зубы превратились в острые, как кинжалы, клыки. Они больше не были тагаями! Они были… рептилоидами!