Черная Ганьча
Шрифт:
– Иды соби, я ж не маленький. Борща не насыплю соби, чы що?
– У духовке макароны, еще теплые, будешь?
– Раскормила... як того Жоржа.
Молча хлебал подогретый борщ. Его он готов был есть три раза в день, и никакой другой пищи ему больше не требовалось.
Ганна вздохнула, сидя за столом напротив него:
– За Лизку душа болит.
В удивлении он раскрыл рот, не донеся ложку:
– Вчера ж письмо было! Учится девка, не балуваная, як другие...
– Что письмо! Бумага, на ей разное можно
Холод отставил тарелку, натопорщил усы:
– Выкладывай, Ганно, што там еще такого?
– Себя вспомни молодым, - тихо ответила Ганна, и слезы навернулись ей на глаза.
– Поговорил бы ты с Шерстневым. Лизка ж всерьез.
– Мне кросхворды некогда расшихровывать, служба ждет.
– Якие там кроссворды! Любит она его. Страдает дитя, спрашивает про него в каждом письме. А чи я знаю, можно ему верить, нельзя? Ты з им поговори по-мужчински.
Осколок луны садился за лес. Холод шел, наступая на сосновые шишки и спотыкаясь - ветер их навалил на дозорку вместе с иглицей и сухими ветвями. Метрах в пяти-шести впереди маячил Шерстнев. "Ты з им поговори по-мужчински". Надо бы. Заради Лизки - надо, своя кровь, родное. А как с ним, вертопрахом, о серьезном говорить, сей момент повернет на другое. Уже с поверки идут, а слова застряли.
– Большая Медведица хвост опустила, - ни к селу ни к городу пробубнил Холод.
– Скоро светать начнет.
– А мы ей хвост прищемим, товарищ старшина, чтобы не опускала, хохотнул Шерстнев.
Вот и поговори с таким, гадский бог! Ты ему - про вербу, а он - тебе про вареники.
– Глупости. Язык вам надо прищемить. Паскудный у вас язык, рядовой Шерстнев...
– Помолчал, сопя себе в усы.
– Не пойму, чего в тебе Лизка нашла? Умная ж девка...
– И я не дурак... Кондрат Степанович.
– А ну, стойте мне, рядовой Шерстнев! Это еще што за "Кондрат Степанович?" Вы где - на службе чи на танцах?
– Служба кончилась, товарищ старшина.
В мутных сумерках октябрьского рассвета темнели заставские строения.
– А это еще с какого боку смотреть, кончилась ли.
– Туманно, товарищ старшина. Как говорится, трудное это для моего ума дела. А все потому, что я подтекста не уловил.
– Подтекста он не уловил, недогадливым прикидывается. Знаем мы эту недогадливость... Задурил девчонке голову и довольный...
– Остановился у калитки, загораживая вход.
– За дочку в случае чего руки-ноги поломаю. Заруби.
– Товарищ старшина...
– Усё! Кончен разговор.
Потом в пустой столовой молча чаевничали вдвоем - Холоду не хотелось будить жену.
Развиднелось. Утро занималось с ветром, осеннее, над землей бежали низкие облака, и заунывно скрипели деревья. Спускаясь к складу, чтобы отвесить Бутенко продукты, Холод услышал, как его тихо окликнули:
– Разрешите обратиться, товарищ старшина?
Опять
– Ну.
– Разрешите в увольнение?
– Так вы ж позавчера были. На четыре часа отпускал.
– Не дозвонился, товарищ старшина, мать была на работе. Вот увольнительная. Вы только подмахните.
"Тут что-то не так", - подумал про себя Холод.
– Якой вы скорый! А я и сам грамотный, отпущу, так и напишу.
Сама святость на лице солдата, под усиками губа не дрогнет - серьезный:
– Не верите? Спросите у Лиходеева. Мы вместе.
Подошел Лиходеев:
– Здравия желаю, товарищ старшина.
– Что забыли в поселке?
– Шефская работа, товарищ старшина.
Ушли - как не отпустить секретаря комсомольской организации! Солдат хороший, общественник ладный, в свободное время готовится в институт.
Пришел Бутенко за продуктами, по обыкновению тихий, послушный. Только за ним закрылась складская дверь, опять петли визжат: Колосков согнулся под притолокой, на дворе Альфа скулит.
– Разрешите на тренировку, товарищ старшина?
– Это как понимать, товарищ Колосков? Вчера тренировка, третьего дня опять же тренировка! Вы что - на усесоюзные соревнования готовитесь?
– К обстановке готовлюсь, товарищ старшина. Двух человек выделите. Азимова и Мурашко.
– В выходной можно дома посидеть, Колосков. Людям отдых нужон.
– Мое дело - попросить, - роняет Колосков.
– Ладно. Разрешаю.
– Все-таки он серьезный парень, старший сержант, рассудительный.
– Я что спросить хотел, Колосков... насчет Шерстнева, значит...
– Перекатываются слова в горле, а вытолкнуть трудно их, как остюки застревают.
– Ладно... Отправляйтесь, старший сержант.
День был хмурый, ветреный. У Вишнева от ветра слезились глаза и зябли руки.
– Собачья погодка, - ворчал он, подгоняя последнее стропило.
– Что будем робить?
Ветер отнес слова.
Колосков с маху вогнал гвоздь по самую шляпку:
– Лиходеев должен с шифером вернуться. Обождем.
– Ждать - не догонять, - соглашается Вишнев и осторожно спускается вниз по шаткой лесенке, которую сверху придерживает Колосков. И уже внизу, когда старший сержант тоже спустился на землю, заканчивает: - Шифер за так не дадут. Дефицит шифер, все строятся. И к тому же ворья развелось.
– Лиходеев привезет. Вы и в прошлое воскресенье не верили.
В минувшее воскресенье Лиходеев отправился к комсомольцам лесничества.
Прошло десяток минут, и все собрались.
"Старики, требуется дружеский локоть, - сказал он ребятам.
– Народная стройка срывается. Есть охотники помочь? Вижу, единодушное одобрение".
Ребята его поняли с полуслова, для них не было секретом, кому предназначается будущий домик.
"Что надо?" - уточнил секретарь лесничан.