Черное дерево

Рон Мерседес

– Прости мою бестактность, но… Сколько тебе лет, Ника?

Моя собеседница улыбнулась.

– Здесь нет никакой бестактности. Мне двадцать шесть.

Я молча кивнула.

– А Маркусу? – спросила я.

– Тридцать два, – ответила Ника, откусывая печенье.

Я удивленно распахнула глаза.

– Он выглядит намного моложе.

А ведь я думала, что они с Себастьяном примерно ровесники. Хотя понятия не имела, сколько ему лет. Мне и в голову не приходило его об этом спрашивать – это меня совершенно не интересовало.

–

Маркусу может быть сколько угодно лет, но ясно, что он быстро перенимает отцовский опыт. Провалиться мне на этом месте, если он не вылитый отец.

Она, казалось, даже не заметила, что впервые после нашего знакомства назвала Маркуса по имени. Она не осознает, с какой фамильярностью произнесла его имя?

– Что он сделал с тобой, Ника? – спросила я, помолчав несколько минут. – Ты можешь рассказать мне все…

Ника смахнула с передника невидимые крошки и встала.

– Иногда прошлое лучше не ворошить, чтобы оно не принесло новых бед.

– Но…

– Моя история никому не интересна, Марфиль, – сказала она, пожимая плечами. – Некоторые девушки рождены для того, чтобы быть брошенными, а другие…

Она многозначительно замолчала, оглядывая роскошную комнату и мой шикарный наряд.

Я встала и взяла ее руки в свои.

– Твоя история так же важна, как и любая другая, Ника, – сказала я, чувствуя, как в душе закипает ненависть. – Никто, а тем более такие, как Маркус Козел, не имеет право причинять тебе боль.

– От боли уже никуда не спрячешься, – с печальной улыбкой ответила она. – Мы с мамой можем только надеяться, что он не сделает этого с тобой.

Я растерянно заморгала, пытаясь понять, о чем она.

– Твоя мать по-прежнему здесь? – спросила я.

Ника медленно кивнула.

– Она кухарка. Служила кухаркой у мистера Козела, а теперь служит у Маркуса…

Я вздохнула и села на кровать, задумчиво глядя на синее море и наползающие тучи, грозившие в этот вечер залить прекрасный пейзаж дождем и исчертить молниями.

– Приятно узнать, что ты здесь вместе с мамой…

Ника, казалось, хотела что-то сказать, но внезапно нервно вскочила.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего, ничего… – ответила она, поспешно собирая на поднос тарелки и чашки. – Я была рада перекусить с тобой, Марфиль, но уже пора возвращаться к работе.

Я молча смотрела, как она собирает тарелки и почти бегом вылетает из комнаты.

Что скрывает Ника?

4

Марфиль

Прошла неделя. Маркус уехал по делам, я осталась одна и смогла немного пожить нормально. Да, это была относительная нормальность, ведь я находилась не у себя дома, но отсутствие Маркуса стало для меня глотком свежего воздуха.

Я решила воспользоваться этими днями свободы, чтобы поговорить с Никой, но после нашего предыдущего разговора в моей комнате она стала совершенно неуловимой, и с тех пор мы

едва перекинулись парой фраз. Возможно, дело в том, что она видела, как мы с Маркусом проводим время? К сожалению, в эти минуты со стороны мы казались счастливой парой, начавшей узнавать друг друга. Или она не понимала, что я делала это лишь ради выживания? Что мне приходится играть самую трудную в жизни роль?

Конечно, она недостаточно меня знала, чтобы мне доверять, и я не могла винить ее в этом.

Однажды вечером, когда я маялась от скуки, не зная чем заняться, меня вдруг одолело любопытство, и я отправилась на кухню, чтобы познакомиться с ее матерью. Мы никогда не ели на кухне. Маркус всегда требовал, чтобы все трапезы проходили в столовой, с полным комплектом бокалов и столовых приборов, как будто обедал в компании по меньшей мере герцога или кого-нибудь в этом роде.

Мне не составило большого труда разыскать кухню. Она находилась на нижнем этаже, в крыле напротив того, где я обычно проводила время. Там же находились библиотека, гостиная и моя комната.

Я вошла и сразу почувствовала аромат свежей выпечки. Пахло лимоном и чем-то еще, чего я не смогла распознать…

На кухне оживленно болтали три женщины в белых передниках. Ни одна из них не занималась сейчас готовкой, они сидели за маленьким светлым столиком, на котором красовался свежеиспеченный пирог.

На миг я им даже позавидовала: они неплохо проводили время, болтая и попивая кофе. Мне казалось, что пока Маркус в отъезде, большинство его служащих расслабились и работали не слишком усердно. Я видела, как Маркус относится к персоналу, и слово «безразличие» было слишком мягким.

При виде меня все трое тут же вскочили, словно подброшенные пружинами.

Старшая из них, женщина лет сорока с небольшим, внезапно побледнела, едва наши взгляды встретились.

– Прошу вас, не беспокойтесь, – сказала я. – Занимайтесь своими делами. Я просто зашла найти чего-нибудь перекусить.

Несмотря на мои слова, все три дрожащими руками вцепились в фартуки. Они бросились к разделочному столику, на котором стояла пара немытых мисок, а рассыпанная мука покрывала почти всю его поверхность – очевидно, после приготовления пирога.

– Простите, мисс, – сказала самая молодая, с очень короткой стрижкой и огромными глазами. – Мы лишь хотели передохнуть пару минут, прежде чем принести вам что-нибудь перекусить.

– Да ничего не нужно, честное слово! – воскликнула я, слегка раздосадованная написанным на их лицах страхом. – Просто мне было скучно… Вы не против, если мы немного поболтаем?

Они испуганно переглянулись. Наконец старшая – та, что была так ошеломлена при виде меня, – все же решилась ответить.

– Негоже, чтобы вы сидели с нами за одним столом, мисс, – сказала она. – Мистер Козел строго-настрого запретил нам обедать вместе с его гостями, тем более, здесь, на кухне.