Черные бароны или мы служили при Чепичке
Шрифт:
— Это правда, товарищ старший лейтенант!
— Ещё бы не правда! Запомните, кто пьёт — тот весело живёт, а веселье — половина здоровья.
Старший лейтенант ненадолго замолчал, и явно о чём-то раздумывал. Взволнованный кулак надеялся, что думает он о сроках его увольнения.
— Всё ясно, Вата, — вдруг сказал Перница, — И совет, который я вам бескорыстно подам, несомненно, того стоит. Внимание, товарищ, знаете ли вы, что такое онанизм или самоудовлетворение?
— Знаю, — промямлил кулак.
— И часто вы этим занимаетесь? —
Вата завертел головой.
— Ну вот видите, — отечески произнёс лейтенант, — и тут вы совершаете главную ошибку. Полное воздержание — источник вашего сексуального напряжения. Смотрите, Вата, вы сейчас отойдёте в укромный уголок, где будете думать о Блажене и её прелестях, и при этом сексуально удовлетворитесь. Тем самым вы достигнете душевного равновесия, и вам будет ясно, что своей девицей вы попользуетесь на гражданке. Вы меня поняли?
Кулак промямлил что-то несвязное.
— Это, конечно, ещё не всё, — предупредил его Перница, — Потом вы пойдёте в пивную и на те деньги, которые вы приготовили на увольнение, купите бутылку рома. Принесёте её сюда и мы с вами выпьем за здоровье вашей Блажены.
— Есть! — выдавил из себя Вата жалобным голосом.
— Я вас, Вата, научу пить, — пообещал Перница, — и когда-нибудь вы мне будет за эту школу чертовки благодарны!
Кулак потащился в пивную, и всю дорогу ругал себя скотиной, простофилей и идиотом.
— Теперь меня этот проходимец напоит, — приговаривал он, — да откуда же я знал, чтоб мне пусто было!
Но командир не был таким чудовищем, каким казался, и, в конце концов, всё закончилось к полному удовольствию Ваты. Старший лейтенант Перница опустошил бутылку сам, а сияющий кулак унёс в расположение заполненную увольнительную.
Был поздний вечер, уже пробило одиннадцать, и Душан Ясанек возвращался, полон новых впечатлений с любовного свидания. В голове его складывались любовные стихи, хоть и более высокого уровня, чем была его военная поэзия, но, однако, слишком личные, что обогатить собой страницы военных журналов. Душан Ясанек любил, был любим, и его жизнь приобретала новые доселе невиданные измерения. Надо, однако, отметить, что чем больше боготворил чувственный боец Эвичку Седланкову, тем менее его душа лежала к нашему демократическому обществу. Его покидало классовое мышление, а от этого остаётся лишь маленький шажок к полному дезертирству от великих идей Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
Но всё это Душан Ясанек в полной мере не осознавал. В ту минуту, когда он перескакивал через одну из лежащих перед входом в казарму досок, его ухватила за воротник шинели могучая рука. Вслед за рукой из-за двери вынырнул целый офицер, а офицер превратился в старшего лейтенанта Перницу.
— У вас есть увольнительная, товарищ? — спросил он ехидно.
У Ясанека внутри всё упало. Откуда у него могла быть увольнительная в будний день? Теперь командир отправит его на губу, и он не увидит Эвичку Седланкову,
— Конечно же, увольнительной нет, — ответил за него старший лейтенант, — Вы совершили дисциплинарный проступок, и, очевидно, оттого, что в городе вас что-то манило, словно магнит. Что-то, что было гораздо сильнее вас, против чего вы не могли устоять. Я прав?
Ясанек кивнул.
— Дыхните на меня, — приказал лейтенант, и когда солдат исполнил приказ, удивлённо завертел головой. — Явно это была не выпивка, — заключил он, — Таким образом, это не могло быть что-то иное, нежели девка. Товарищ рядовой, вы ходили на блядки!
Душана Ясанека передёрнуло от отвращения. Разве можно так выражаться, когда речь идёт о прямо-таки символе чистоты и непорочности, Эвичке Седланковой?
— Ну что, товарищ? — настаивал офицер, — Были вы на блядках или не были?
— Не был, — решительно возразил Ясанек.
— Так где вы тогда, чёрт вас дери, шлялись? — заорал Перница, — Эти две причины — единственные, которые я согласен признать, а при случае и простить. Где вы были?
— У меня было свидание со своей девушкой, — прошептал Ясанек.
Старший лейтенант рассмеялся.
— Ну вот видите, я был прав, — хлопнул он Душана по спине, — Вы ходили сексуально удовлетвориться.
Ясанек чуть не закричал от ужаса. Как он, ради всего святого, может думать, что Эвичка Седланкова согласилась бы на какое-нибудь сексуальное развлечение? Для их огромной любви не нужны преждевременные телесные отношения, и Душан достаточно опьянён несколькими лёгкими поцелуями, которыми его одарила любимая девушка.
— Так что? Как оно прошло? — допытывался лейтенант, — Сделали ей это самое? Сколько раз?
Ясанек, бледный, как стена, не отвечал. Больше всего ему хотелось бы Перницу задушить, но для этого ему недоставало силы, смелости и полномочий.
— Мы беседовали об искусстве, — выдавил он из себя, — и декламировали друг другу стихи.
— Это мне не интересно, — ухмылялся Перница, — что было потом?
— Мы поцеловались, — покраснел Ясанек.
— А потом?
— Потом ничего, мы разошлись.
— Лжёте! — разозлился лейтенант, — Не может быть, чтобы вы были таким дураком! А если да, то я вас арестую, и устрою так, что вы до конца службы не пойдёте в увольнение!
Ясанек прислонился к стене и чувствовал, что у него на глаза наворачиваются слёзы. Его свидания с Эвичкой Седланковой под угрозой грубого вмешательства от этого пьяного извращенца. Как похожи судьбы всех влюблённых в мире!
— Вот что, — напускал страху Перница, — Я вам даю последний шанс, иначе я вызову дежурного и он вас отведёт прямиком на губу. Спрашиваю самый последний раз: что вы со своей девкой делали потом?
— Потом мы совокупились, — ответил Ясанек бесцветным голосом, в душе моля Эвичку Седланкову о прощении.