Черные бароны или мы служили при Чепичке
Шрифт:
— Что это? — спросил он Воганьку, — Бешенство?
— Как бы не так! — осклабился сержант, — Это уникальный случай, подобного которому в этом замке никто не помнит. Рядовой Бакош, или, что то же самое, рядовая Бакошова! Гермафродитизм! Его призвали в танкисты, как мужчину, а он ни с того ни с сего начал превращаться в женщину. И, к сожалению, совсем не в кинозвезду. С такой рожей замуж ему не выйти, и даже изнасилование ему не грозит. Перевели его сюда, и уже оформили увольнение на гражданку. Завтра или послезавтра поедет домой. Как ты мог убедиться, он не любит, когда его рассматривают!
—
— У неё не всё в порядке с нервами, — сказал Воганька, — поскольку перед армией она встречалась с какой-то девчонкой, с которой собиралась пожениться. А главная причина — майор Галушка, который хотел ей воспользоваться, разумеется, в служебных целях, и назначил её в караул. Рядовая Бакошова отказалась выполнить приказ, потому что у неё критические дни, она на нервах и может кого-нибудь подстрелить. А Таперича видеть не может болтающихся без дела бойцов, поэтому загнал её в лазарет.
— Это правильно! — согласился Кефалин, — праздность — мать беды, а папаша Таперича нам желает добра!
В лазарете было очень приятно находиться, и мысль о том, что он тут будет валяться несколько недель, тоже не стоило сбрасывать со счёта. Воганька полностью его поддержал.
— Скоро уже весна, — мечтал он, — а там уже всё будет по–другому. Я демобилизуюсь, а ту уже будешь старослужащим! Эх, дружище, как я этого жду, ты и представить не можешь!
Кефалин укрылся одеялом и блаженно потянулся. Ему пришло в голову, что в армии есть свои положительные стороны.
Потом на рабочее место прибыл капитан Горжец, тщательно просмотрел историю болезни, и заверил Кефалина, что его заболевание, по всей видимости, потребует дальнейшего лечения.
Боеготовность на Зелёной Горе непрерывно снижалась. Больных и имеющих низкие трудовые показатели отозвали с рабочих мест в караульное отделение, которое теперь представляло собой прямо-таки потрясающее зрелище. Некоторых особо выдающихся индивидуумов даже пришлось из этого отделения исключить и определить их на работу на склад, в столовую и тому подобные места. Черник, который прибыл в Непомуки на несколько дней раньше Кефалина, был поначалу трудоустроен в качестве свинопаса к трём казённым свиньям, а впоследствии стал официантом в офицерской столовой. И тем и другим он занимался с одинаковой любовью и заботой. Проблемой номер один был доктор права Махачек. Его апатия, которая поражала ещё при призыве на действительную службу, неустанно усиливалась, и представляла уникальное, прямо-таки очаровательное зрелище. Офицеры при виде его бесились и испытывали неожиданные приступы ярости.
— Махачек, вы же совершенно тупой! — кричал начальник штаба капитан Гонец, — У вас в мозгу ни одной извилины! Объясните мне, как вы защитили докторскую?
— Случайно, — улыбался Махачек, глядя при этом через голову беснующегося начальника куда-то вдаль.
Лишь однажды была проведена попытка поставить Махачека в караул. Ему доверили автомат, восемь патронов, и отвели его в караульной будку перед складом обмундирования. Через несколько минут дежурный по части застал его за прогулкой в ближайшем лесочке, с
— Махачек, почему вы не на посту? — взвыл несущий дежурство старший лейтенант.
— Мне там было скучно, — с улыбкой ответил доктор, — а здесь так красиво. Полюбуйтесь на эти сросшиеся берёзки!
— А где ваше оружие? — бушевал дежурный, — А что, если бы подкрался диверсант?
— Мы уж как-нибудь договорились бы, — заверил его Махачек, и был при этом таким довольным, что ему можно было лишь позавидовать.
После этого достойного сожаления случая, поставившего под угрозу боеспособность Зелёной Горы, Махачеку доверили трёх казённых свиней. До тех пор за ними ходил рядовой Черник, а с его переводом в офицерскую столовую это почётное место освободилось. Но доктор Махачек и его не оценил.
Через несколько дней на него накинулся капитан Гонец:
— Свиньи ревут от голода, у них уже рёбра проступили! Вы их вообще кормите?
Махачек согласился.
— Это вообще очень привередливые животные! До сих пор не съели то, что я им подал три дня назад!
Капитан схватился за голову и кинулся к свинарнику. Голодные и одичавшие свиньи бросились на него, и, воинственно хрюкая, начали объедать на нём форму. Офицер отогнал их палкой и произвёл контроль.
— Махачек! — орал он через минуту на улыбающегося доктора. — Вы им дали кислую капусту! Вы что, не знаете, что свиньи кислого не жрут?
— Имея хоть немного доброй воли, могли бы и сожрать, — заявил Махачек, и капитан, яростно отплёвываясь, предпочел сдаться. Свиньи были передоверены фокуснику Павлу, а Махачек получил задание подметать столовую с прилегающими объектами.
— Я вот удивляюсь, — сказал Кефалину младший сержант Воганька, — почему ты не пишешь военные стихи! Ты же знаешь все эти штучки, почему бы тебе тоже не написать в»Народную оборону»или в»Красное знамя»? Если это сумел Ясанек, то и ты бы тоже смог!
— Ясанек — кретин! — ответил Кефалин и зевнул.
— Ты думаешь, что прямо весь такой умный, — гудел сержант, — а между тем живёшь на семьдесят крон в месяц. Знаешь, сколько Ясанек получает за один стишок?
— Они ему за эту писанину платят? — поразился Кефалин.
— А то! – блеснул познаниями Воганька, — Высрет из себя пару стишков про то, как он с автоматом в руках защищает наших детишек, и сотня в кармане. Если бы ты занялся делом, то сделал бы то же самое, глядишь, и на бутылку бы заработали.
— То, что ты мне предлагаешь, — сказал Кефалин, — называется»литературная проституция»!
— Не пори ерунды! — прикрикнул на него Воганька, — и пиши военные стихи! Вот я тебе принёс бумагу и ручку! А чтобы ты себя не чувствовал литературной проституткой, то я тебе, как старший по званию, приказываю! Товарищи рядовой, пишите стихи о том, как наша армия готова одолеть неприятеля!
— Есть! — ответил Кефалин, — я такой человек, что под нажимом устоять не могу!
И он принялся складывать стихотворение а–ля Ясанек, и оказалось, что это весьма забавное занятие. Тогда он взялся за дело с удвоенной силой, и вскоре появились первые результаты.