Черные лебеди. Новейшая история Большого театра
Шрифт:
Бог!
Александр Матусевич, OperaNews.ru, 13 ноября 2011
В Большом театре показали «Руслана и Людмилу» Глинки
Широко разрекламированная премьера «Руслана и Людмилы» Глинки в постановке Дмитрия Чернякова должна была стать кульминацией торжеств по случаю открытия после реконструкции исторической сцены Большого театра. Но спектакль обернулся скандалом.
Первое представление «Руслана и Людмилы» завершилось криками из зала «позор!» и «браво!». Кто-то свистел, кто-то отпускал ядовитые комментарии, кто-то обсуждал, состоится ли вообще следующий спектакль. Во время действия единственная исполнительница роли волшебницы Наины Елена Заремба упала на сцене от неудачного жеста партнера и сломала руку, доигрывая спектакль с анестезией. Дублерши у нее не оказалось. Елена Образцова, репетировавшая роль Наины, за несколько дней
«Бордельная сцена» от Мити Чернякова
Заметим, что сам Черняков, предваряя премьеру, предупреждал: сказочности (подразумевается «консервативности») в спектакле будет не много, а скандала он не боится. Детей рекомендовали в Большой театр не брать. Стало ясно, что новый и баснословно дорогой «Руслан», от которого ожидали, в том числе, и демонстрации новейших технических ресурсов театра, представит не сказочную феерию, а радикальную трансформацию хрестоматийного сюжета. Однако результатом этой постановки стали не споры о диалектике авторской свободы и традиции, а крайние эмоции от провокационного внешнего ряда, воспринятого публикой, как издевка: это и стриптиз обливающегося пивом пьяного Фарлафа на столе (кстати, на втором спектакле танец подкорректировали — Фарлаф больше не срывает с себя одежду, а расстегивает пуговицы), это и битва Руслана в подвале с тряпкой, на которую проецируется лицо говорящего покойника (Голова). Особенно бурно обсуждаются бордель, в который модернизировался замок Наины, и салон спецуслуг, вытеснивший пушкинские сады Черномора, где, собственно, и развернулись без всякого намека на театральную иллюзию откровенные сцены, вызвавшие негодование зала: ублажение Людмилы тайским массажем, на кульминации которого появляется накачанный «самец» с обнаженным татуированным торсом, эротические игрища ряженых молодцев с голыми статистками. В финале Людмилу, одуревшую от пережитого, из бессознательного состояния выводит волшебник Финн внутривенной инъекцией, и подозрительные конвульсии Людмилы спровоцировали очередную реакцию зала — «что, передозировка?!». Не удивительно, что на этом фоне заключительный хвалебный хор «Слава великим богам! Слава отчизне святой!» прозвучал как суррогат, как китч.
Вопрос: к чему все это? Странно было бы предположить, что Черняков ставил перед собой цель интерпретировать «Руслана и Людмилу» с позиции примитивного антикульта. Возможно, он хотел двигаться по пути квазимистерии, где главные герои — Руслан и Людмила XXI века проходят по инициативе Наины и Финна испытания-искушения: борделем, страшилкой-войной, комфортом, эскорт-услугами и т. п., чтобы осознать, существует ли еще понятие любви? Этот слой в спектакле кое-как считывается. Но управлять им Черняков не смог — не смог выстроить действие на сцене, заменив его простейшим рядом провокативных иллюстраций. Причем, развертывающихся, как обычно, вне пространства музыки, а точнее — в плоскости навязчивых фобий современного невротика, терроризированного социумом…
Из рецензии Ирины Муравьевой,
«Российская газета», 7.11. 2011
Режиссер-постановщик оперы «Руслан и Людмила», ставшей первой премьерой реконструированного Большого театра, Д. Черняков от скромности явно не умрет: по его словам, этот спектакль — первое полноценное сценическое воплощение оперы М. Глинки.
Выходит, все другие, начиная с первой премьеры, состоявшейся 27 ноября 1842 года, как и последующие с участием таких оперных звезд, как Шаляпин (Фарлаф) и Касторский (Руслан), устами которых, по отзывам современников, словно бы говорил сам Глинка, были какими-то не слишком удачными подступами, и только сейчас наступил момент истины. В чем же эта «истина»? Уж не в том ли, что одна из сцен происходит в принадлежащем Наине борделе, где секс-рабыни ублажают заезжих олигархов? Или в том, что пьяный Фарлаф демонстрирует стриптиз, поливая себя при этом пивом? Или в наборе услуг для Людмилы в чертогах Черномора: маникюрный салон, тайский массаж и даже «мальчик по вызову» в образе накачанного культуриста, завлекающего пленницу в кровать? После такого пробежка по сцене голеньких девиц воспринимается как довольно милая картинка.
Подобного рода новации, кажется, становятся стилеобразующей приметой нынешнего Большого, еще не так давно считавшегося одной из твердынь русских художественных традиций. Под благовидным предлогом «очищения» оригинальных оперных партитур
Примечательно, что сам Д. Черняков в своих предпремьерных интервью не советовал приводить на спектакль детей, предупреждая, что вместо волшебной сказки, написанной А. Пушкиным, он поставил, дескать, спектакль о любви реальных людей.
Что ж, тем, кто любовь отождествляет со стриптизом и разного рода бесстыдствами, такой спектакль, наверное, даже понравится. Не случайно же по его окончании те, кому удалось высидеть в зале почти пять томительных часов (уже после первого действия многие зрители потянулись к гардеробам), пытались перекричать друг друга: одни вопили «Браво!», другие — «Позор!» Можно, пожалуй, сказать, что в некотором смысле такие спектакли служат как бы тестом для проверки людей на нравственную полноценность и художественный вкус.
Скорее всего, «Браво!» кричал и спецпредставитель президента РФ по международному культурному сотрудничеству (между прочим, заместитель председателя попечительского совета Большого театра) Михаил Швыдкой, с ученым видом знатока заявивший, что мировая история культуры знает немало примеров, когда новаторство не признавалось современниками, сославшись, в частности, в одной из публикаций на провал драмы Виктора Гюго «Эрнани», сыгранной в 1827 году в «Комеди Франсез». Так далеко ходить было, правда, не обязательно, примеров неприятия публикой художественных экспериментов действительно немало и в более близкие к нам времена. Но, похоже, театровед Швыдкой сознательно путает овнов с козлищами, художественное новаторство с антихудожественным, безнравственным штукарством, сводящимся в конечном счете к ерническому издевательству над подлинно национальной русской культурой.
Руслан нашел свою Людмилу
Вряд ли можно сомневаться, что в этот позорный ряд вполне встроится и постановка в Большом оперы А. Бородина «Князь Игорь» Юрием Любимовым, расплевавшимся с некогда созданной им «Таганкой» и коммивояжерствущим сейчас по европейским подмосткам. Об этом, как сообщило РИА «Новости», шла речь на недавней встрече с режиссером министра культуры Авдеева и гендиректора ГАБТ Иксанова. Уже намечена даже премьера постановки — конец 2012 года.
И в заключение о дурных приметах. Если открытие Большого после реконструкции сопровождалось обрушением декораций, в результате чего серьезную травму получил один из рабочих сцены, то премьера «Руслана» была омрачена переломом руки Елены Заремба, певшей партию Наины (Елена Образцова от этой роли отказалась, возмутившись черняковской трактовкой пушкинского шедевра). Партнер, игравший Финна, толкнул ее так сильно, что певица не устояла на ногах. У нее хватило духа не покинуть сцену и продержаться до конца спектакля. Теперь будет петь в гипсе.
Такого бы духа всем артистам некогда великого театра для решительного противостояния его губителям.
Владимир Вишняков, «Правда», 08.11.2011
Провокационную постановку «Руслана и Людмилы» поняли не все
Большой театр открылся со скандалом. Первая премьера на исторической сцене быстро обросла худой славой. Одна из главных национальных опер «Руслан и Людмила»
Михаила Глинки изменилась до неузнаваемости. Постановка Дмитрия Чернякова — десятая за всю историю Большого и самая далекая от классики. За режиссером давно закрепился статус провокатора. Однако кассы опустели задолго до премьеры. Люди все-таки надеялись увидеть привычную сказку. Большинство постигло разочарование — из зала скандировали «позор!». Но на поклонах все-таки аплодировали и даже кричали «браво». Правда, зрителей к этому моменту осталось меньше половины. Почему не все поняли «Руслана и Людмилу», рассказывает корреспондент МТРК «Мир» Евгений Пресс.