Черные ножи 4
Шрифт:
В общем, я пребывал в состоянии недоумения, и решил для себя, что если получится, вечером обязательно побываю на представлении.
Малый лагерь, про который говорил штурмбаннфюрер, находился рядом с карцером, где я видел сына Сталина, и зоной «А», но был отделен от них, как и от основного лагеря, еще одной стеной.
Сестра Мария вышла из больничного блока и пошла к лазарету, но, заметив меня с пустым ведром, приблизилась и спросила:
— Выполнил работу?
— Да, госпожа Мария, я все сделал.
— Тогда свободен до завтра.
Признаться,
Особенно свирепствовали эсэсовцы из подразделения «Мертвая голова», проходящие стажировку в Заксенхаузене. Их легко можно было отличить по нашивке с черепом и перекрещенными костями на воротнике. В их задачи как раз и входила общая охрана, организация труда и быта узников, а так же изощренная система наказаний и уничтожения заключенных. Самые ублюдочные твари, которые с моей точки зрения просто не могли называться людьми, служили как раз в «Мертвой голове».
Вот и сейчас, выйдя за внутренние ворота, я увидел, как трое солдат подвесили Марио на столбе за вывернутые назад руки. Тот кричал от боли, потом начал просто скулить и, кажется, обмочился, а эсэсовцы весело посмеивались, время от времени проходясь по его спине плеткой из стальной проволоки.
Как видно, зря Марио рассказал им, что он видел профессора Вебера. Теперь, за неимением иных свидетелей, ему пришлось отдуваться за его пропажу. То, что он являлся капо, не играло ни малейшей роли.
Мне не было жаль Марио. Он, работая на складе, изрядно нажился на чужих бедах. А за все рано или поздно приходится платить…
Я обошел стороной место экзекуции, прекрасно понимая, что ничего от Марио эсэсовцы не добьются, а в конце, позабавившись как следует, попросту прикончат его. Можно было лишь порадоваться, что в этот раз смерть обошла стороной достойных людей, и выбор провидения пал на жирного складского работника.
В бараке капо царила мрачная атмосфера.
На лицах надсмотрщиков виднелись следы недавнего избиения. Эсэсовцы из «Мертвой головы» не обошли своим вниманием почти никого. Впрочем, радоваться я не стал. Капо обязательно отыграются за свои страдания на заключенных, причем отыграются многократно.
Я прошел на свое место и лег на постель, не расправляя ее.
Вокруг злобно бухтели надзиратели, переругиваясь между собой. Все кляли профессора, но никто и понятия не имел, куда тот мог подеваться. Как я и предполагал, следа Вебера не отыскали, несмотря на полномасштабную проверку.
Отлично! Надеюсь, хоть одному фашистскому плану я сумел таким образом помешать, и без профессора эксперимент не состоится.
Провалявшись в постели до вечера, и даже немного вздремнув, я съел кусок хлеба и ближе к семи часам направился в малый лагерь, куда меня столь любезно пригласили.
Охрану на входе вполне удовлетворило объяснение, что штурманнфюрер Крюгер желает
Я вошел на закрытую территорию и осмотрелся по сторонам.
Тут все совершенно не походило на жизнь обычных бараков. Скорее малый лагерь напоминал отдельные бараки для капо, настолько тут все было богато устроено. И главное — все вокруг носили на груди не одну, а две треугольных нашивки, наложенных одна на другую и составляющих знакомый шестиугольник — знак принадлежности к еврейской нации.
Куда я попал?
В основном лагере евреев остались считанные единицы, почти все были или отправлены в другие лагеря, или уничтожены. Тут же они даже не выглядели узниками, все вокруг носили обычную гражданскую одежду, никаких роб.
Между двумя бараками я увидел столик для пинг-понга, и двое заключенных сосредоточено гоняли шарик, не глядя на охранников-эсэсовцев, которые лениво курили в стороне.
Из приоткрытого окна одного из бараков раздавались звуки музыки — там играл патефон.
На ступеньках барака номер семнадцать сидел тщедушный мужчина в пенсне и шляпе, и читал газету. Да, это был «Volkischer Beobachter»[14] — пропагандистское издание Третьего Рейха, но все же это была сама настоящая газета! В концлагере! В руках заключенного-еврея! Немыслимо!
Я привык, что заключенные при виде солдата, офицера или капо замирали навытяжку, боясь получить палкой по спине или удар кулаком в лицо. Этот же мужчина не обращал на меня ровно никакого внимания, спокойно продолжая читать.
Более того, из барака то и дело выходили и заходили внутрь другие заключенные, и ни один не соизволил поздороваться со мной, за что в общем периметре мгновенно получил бы от любого капо по зубам. Тут словно царил свой мир, в котором существовали совершенно иные правила поведения.
Я чуть смущенно потоптался рядом, потом все же спросил:
— И о чем пишет пресса?
Мужчина поднял на меня взгляд, мгновенно оценил и дружелюбно ответил:
— Любопытствуете? Вот, к примеру, весьма интересная статья о том, как прелестная Генриетта Зонтаг, известнейшая оперная певица прошлого века, впервые повстречалась с Бетховеном в Вене чуть более ста двадцати лет назад.
Он развернул газету пошире, чтобы я лучше мог видеть текст. Я глянул в угол, газета была от шестнадцатого января 1944 года, совсем свежая.
— А вот прелестная заметка о некоей Катарине Грубер, — продолжил мужчина, — у которой целых восемь сыновей. Тут сказано, что четверо старших участвовали еще в Первой Мировой, а младшие пошли добровольцами на фронт сейчас. Какая отвага, вы не находите? Какое самопожертвование! Как думаете, многие из них вернутся домой живыми?
Я не привык к подобному тону и к таким темам, да и не понимал, говорит ли он всерьез или же это скрытый сарказм. Как поступить? Если это проверка и я не отреагирую правильно, меня попросту вышвырнут отсюда, а после уволят из капо, предварительно подвергнув пыткам.