Черные ножи 4
Шрифт:
Закончили поздно. Я не чувствовал рук, спину ломило, плюс — не ел с самого утра. Но, зайдя в барак, просто рухнул в постель, не чувствуя ни малейшего аппетита. Умом я понимал, что мне нужна энергия, иначе тут не выжить, но так и не смог заставить себя встать и пожевать хотя бы кусок хлеба. При одной мысле о еде к горлу подкатывала волна тошноты, и я еле сдерживался.
Капо же, ворча на начальство, заставившее их трудиться так долго, заварили чай и устроили себе шикарный ужин.
Хлеб, большой шмоток сала, каша с тушенкой. Отвратительный толстый немецкий лук со склизкой начинкой — другого
Хорошо жили гады и предатели, не хуже, чем на воле. Вольготно себя чувствовали, сытно ели, пили, сладко спали.
— Шведофф, иди пожри чего-нибудь! — Виндек, уже слегка разговевшись, подошел ко мне и потрепал за плечо.
— Не голоден!
— Ну, как знаешь. Хотя, на твоем месте, я бы набрался сил. Тебе завтра предстоит особая работа!..
Он отошел, не пояснив толком, что именно задумал. «Особая работа» — звучало опасно. Я все боялся, что меня заставят лично участвовать в казнях, тогда бы я сдался сразу, выйдя из заданной роли. Но Виндек, полагаю, не знал, что мной заинтересовался Крюгер и обещал забрать в свое ведомство. Впрочем, надеяться исключительно на это тоже было глупо. Штурмбаннфюрер уже вполне мог позабыть о нашем мимолетном разговоре. Значит, моя задача — напомнить ему о себе! Производство фальшивых денег крайне занимало меня. Плюс — рядом находилась зона «А», в которой я планировал побывать еще раз. Мне нужно было обязательно поговорить с Яковом Джугашвили и настроить его на нужный лад. Кроме меня, этого никто не мог сделать.
Устав слушать гомон разгулявшихся капо, я вышел на улицу. Ночная прохлада приятно ударила в разгоряченное лицо.
На крыльце курили несколько капо, шумно общаясь между собой. Обсуждали, само собой разумеется, сегодняшние поиски профессора и случившийся по этому поводу обыск, который так ничего и не дал.
Мнения разделились, некоторые полагали, что Вебера в принципе уже давно не было на территории лагеря, другие же считали, что все это являлось лишь очередной проверкой, и никакого профессора не существует в принципе.
Я отошел чуть в сторону, до самого торца барака, подальше от разговоров. Тут было тихо, лишь ночной ветерок чуть тревожил лицо.
Подумав, что грех не воспользоваться случаем, и раз все равно всеобщий обыск уже завершился, я, пользуясь темнотой, прошел к тому строению, где прикончил «повара». Там все было, как я и оставил. Даже чан валялся на земле, перевернутый. На него никто не обратил внимания при поисках.
Пошарив в тайнике, я нашел микропленку, потом достал и нож.
Верну ее Зотову завтра. Пользуясь влиянием генерала Маркова, лучше отдать ее кому-то другому, кого посылают в Берлин или ближайшую округу — таких полно в лагере.
Мое внимание привлекла необычная группа, несмотря на поздний час, прогуливающаяся неподалеку,
Двое мужчин в гражданской одежде: костюмы, шляпы, кашемировые пальто, туфли. Их сопровождали трое эсэсовцев с автоматами, и явно не с целью защиты, а в качестве надсмотрщиков. То есть передо мной все же были узники, а не случайные гости Заксенхаузена.
Странно, подобного
Эти люди явно стояли на особом счету у местного начальства, и мне тут же захотелось выяснить, кто они такие.
Пользуясь темнотой и прикрываясь стеной барака, я приблизился на такое расстояние, чтобы это не выглядело слишком подозрительным, если меня все же заметят, но при этом до меня доносились обрывки разговора.
Говорили на украинском. Я не слишком хорошо знал этот язык, но общий смысл беседы уловить, конечно, мог.
— УПА[15] опять активизировались, — высокий мужчина с густыми бровями был взволнован. — Бьют всех, до кого могут дотянуться, и красных, и немцев. Говорят, рейхсляйтера Лютце ликвидировали, хотя по официальным данным он погиб в автокатастрофе.
— Ну, а я что могу сделать? — негромко ответил второй, среднего роста, с короткой, но аккуратной стрижкой.
— Нужно принимать предложение Штольце! Возглавь УПА! Иначе, рано или поздно, все это плохо кончится.
— Господин полковник ничего прямо мне не предлагал, — отмахнулся его собеседник, — одни намеки, но этого недостаточно. Андрий Атанасович, мне нужны гарантии!
— Какие могут быть гарантии? — тот даже возмутился. — Лишь честное слово.
— Этого недостаточно. Я лучше останусь здесь.
— Конечно, у тебя условия содержания отличаются от прочих. Даже жена приезжает раз в неделю — курорт, а не лагерь!
— Ты же знаешь, Андрий, я сиживал и в других местах. Нет, даже не уговаривай. Без гарантий и слова самого фюрера я за это дело не возьмусь.
— Когда Штольце давал нам задание три года назад, мы оба охотно за него взялись. Нервы Советам мы тогда изрядно потрепали.
— А в итоге оказались в Заксенхаузене, — пожал плечами короткостриженый. — Такова благодарность Рейха.
— Ничего, Степан Андрийович, все еще наладится. Если новый план Штольце сработает, то скоро мы окажемся вне этих стен. Главное, ты не противься, не набивай цену. Соглашайся на то, что предлагают…
Они отошли далеко, и я больше не мог разобрать слов. Но мне хватило и того, что услышал, чтобы понять, что за люди были передо мной.
По поводу Андрия Атанасовича у меня оставались сомнения — я не слишком-то разбирался в украинских предателях, чтобы помнить их имена. Кажется, все же Мельник — одна из ключевых фигур этого времени.
Но меня больше заинтересовал второй. Человек, ставший в будущем символом национализма. Поставивший своей целью истребить всех, кто по его мнению являлся врагом украинской нации. Военный преступник. Палач. Убийца.
В его славу спустя восемьдесят лет будут кричать фашисткие недобитки, его имя сделается нарицательным, а фигура — культовой у нацистов нового образца.
Степан Бандера.
И сейчас он здесь, совсем рядом, в Заксенхаузене, пусть и под охраной… но при желании до любого можно добраться.