Черные волки, или Важняк под прицелом
Шрифт:
— Займемся этим прямо с утра? — уточнил Плетнев.
— Угу, — кивнул Александр Борисович. — А сейчас, Петь, отвези-ка ты меня домой.
— В «Глорию»?
— Нет, домой. Хотя… давай заедем в ночной магазин и купим пол-литра.
— Может, лучше в ночной бар и по пиву? — предложил Плетнев.
Турецкий покачал головой:
— Нет. В магазин, за поллитровкой. Хочу выпить — быстро и крепко.
4
Плетнев был прав, когда сказал, что Ирина Генриховна не ляжет
В последние месяцы жизнь Турецких круто изменилась. Александр Борисович больше не сотрудник Генпрокуратуры. Более того — теперь он инвалид третьей группы. Что ждет их впереди? Ясно, что ничего хорошего. Ирина Генриховна слышала множество историй о бывших сыщиках, которые, оставшись без работы, быстро спивались. Раньше она не верила в эти россказни по причине их откровенной банальности. Но то, что творилось с Александром Борисовичем в последние недели и дни, расстраивало и обескураживало ее.
Турецкий почти не спал. Три или четыре раза за ночь он поднимался и брел на кухню — курить. С утра вставал нервный, бледный, раздражительный…
Когда Ирина Генриховна открыла дверь, Турецкий стоял на пороге, хмуря брови.
— Пришел наконец-то, — устало проговорила Ирина.
— «Старику не нужен был компас, чтобы определить, где находится юго-запад. Ему достаточно было чувствовать, куда дует пассат и как надувается парус», — процитировал Турецкий.
— Опять «Старик и море»?
— Угу. Я могу войти?
— А ты хочешь?
— Точно не знаю. Но попробовать стоит.
Ирина вскинула брови:
— Что такое?.. Духи? Турецкий, ты где шлялся?
— Да заехал по пути в один публичный дом.
— Фу, а я-то уж испугалась. Думала — ограбил парфюмерный магазин. И как в публичном доме?
— Да так, ничего интересного. Бордель как бордель. А ты почему не спишь?
— Да так, гостя принимала. Только что ушел.
— Что за гость?
— Один знакомый. Ничего особенного — брюнет, рост метр девяносто, физиономия и бицепсы, как у Сильвестра Сталлоне.
— О! Что ж он меня не дождался? Познакомились бы.
— Только после того, как свозишь меня в свой публичный дом.
Александр Борисович виновато улыбнулся:
— Ну прости, золотце. Я… был не прав… Я глупый, злобный грубиян. Я был, как лошадь в шорах… Ничего не видел… Только дорога… Нет, не то… Слишком красиво…
Ирина молча взяла Турецкого за пиджак и втянула в прихожую, продолжая в упор смотреть на него.
— Я всем вокруг порчу жизнь, — продолжал бурчать Александр Борисович. — Навязываю свои правила игры… — Он угрюмо мотнул головой. — Нет, не то… Я тебе жизнь сломал… И продолжаю
Ирина сняла с него пиджак.
— Мне один старик сказал, что надо идти наверх… — сбивчиво бубнил Александр Борисович. Он меня у себя в голове нарисовал… И картину подарил… Представляешь… Или мне это приснилось … Нет не приснилось… А ты… ходишь тут одна… занимаешься расследованиями…
— Сколько ж ты выпил, горе мое? — поинтересовалась Ирина.
— Я… почти не пил… Так, бутылка водки… Разве это пить?
— По какому поводу, позволь узнать?
— А разве нужен повод для любви? Разве нужен повод для счастья?
— Н-да, — усмехнулась Ирина. — Судя по тому, как сильно ты поглупел со вчерашнего вечера, одной бутылкой тут не обошлось. Иди в спальню, алкоголик. Сам-то дойдешь? Или довести?
— Обижаешь, — усмехнулся Турецкий, тряся ногой, чтобы сбросить ботинок. — А хочешь, я донесу тебя до постели на руках? Как… в былые времена? Хочешь, а?
— Ты себя донеси, горе луковое. А я уж как-нибудь дойду.
— Такая самостоятельная, — усмехнулся Турецкий. — И я тебе совсем не нужен…
— В таком виде нет. Кстати, где твоя трость?
— Трость? — Александр Борисович наморщил лоб. — Трость, трость… Не знаю. У Щеткина оставил, в машине. Или… у Альбины? Нет, у Альбины не оставлял…
— Пора замолчать, Турецкий, — сказала Ирина.
— Правда? Да, ты права… — Александр Борисович посмотрел на себя в зеркало и поморщился. — Ну и рожа. Нервный… больной… С отвратительным характером… неудачник. И кому я такой нужен?
— Может, хватит заниматься самобичеванием? Турецкий повернулся к жене.
— Слушай, — сказал он вдруг, — а давай разведемся? В самом деле, на фиг я тебе такой сдался?
— Ну, хватит болтать, — строго сказала Ирина. Она взяла Турецкого за руку и повела его в спальню, а он послушно, как ребенок, побрел за ней, пошатываясь и бурча по пути:
— Никто меня не слушает… Черт знает что такое… Уйду… Пойду чиновником в ведомство… бумажки перекладывать…
— Пойдешь, пойдешь, — улыбалась Ирина. — Но сначала спать. Завтра у тебя много работы.
— Какой работы?.. Я безработный…
— Ты сыщик. И всегда им будешь.
Турецкий вдруг остановился, развернул жену и обхватил ее щеки ладонями. Долго смотрел ей в глаза, а потом тихо произнес:
— Интересно, это будет очень смешно, если я скажу, что люблю тебя?
— Конечно.
— Ну, тогда я лучше промолчу.
Турецкий привлек жену к себе и крепко ее поцеловал.
5
Вертайло был одет в джинсы и светлую рубашку. Его слегка одутловатое лицо было гладко выбрито. Сейчас он ничем не напоминал того деревенского пьяницу, которого Щеткин встретил в Красном Быте.
На левом запястье бывшего прапора поблескивали дорогие часы. На шее красовалась массивная золотая цепочка.