Черные волки, или Важняк под прицелом
Шрифт:
— В чем же все-таки смысл жизни? — упорствовал журналист. — Каким вы его видите?
Батя повел могучими плечами, кашлянул в пудовый кулак и пробасил:
— Это очень сложный вопрос, брат. Если попытаться ответить несколькими словами, то смысл в том, чтобы в течение нескольких жизней подняться до уровня Рода Великого и принять участие в творении вселенной. Впрочем, любой человек принимает в этом участие, просто на высшем уровне развития у человека больше возможностей повлиять на Вселенную.
— Род Великий — это Творец, Создатель Вселенной?
— Он
— А почему на одном из ваших знамен — свастика? — неприязненно поинтересовался журналист. — Разве вы фашисты?
— Свастика — это древний солярный символ, — произнес Батя, назидательно подняв палец. — Это коловрат. Если лучи загнуты вправо — свастика источает Силу, энергию, творит Жизнь. Левосторонняя — концентрирует Силу в борьбе за Жизнь. Свастика, брате, это один из атрибутов, помогающий человеку взывать к богам и рассчитывать на их помощь.
— Гитлеру она не очень-то помогла, — насмешливо заметил журналист.
— Она помогла Гитлеру в борьбе с евреями и ослабила его силы в борьбе со славянами, — возразил Батя. — Однако мы не договорили про свастику. Если верхний конец свастики повернут вправо, то движение жизни пойдет вспять — Осолонь, «против часовой стрелки», от мира богов — Прави, к черной Нави, обители Чернобога, Седуни и Дыя. Такой символ является «гербом» сил тьмы. Человек, следующий от добра ко злу, будет все больше озлобляться, чернеть душой. Не зря же и в наши дни мы трижды плюем через левое плечо, за которым стоит злая сила, а о хорошем деле говорим, что оно правое, то есть правильное.
«Батя сегодня в ударе, — подумал Боровой. — Обычно он не так многословен. Когда уже он закончит трепаться?»
— А правда, что у язычников бывают жертвоприношения? — спросил неугомонный журналист.
Батя сдвинул брови и пристукнул кулаком по столу.
— Что такое жертва? — спросил он журналиста.
— Я… не знаю, — испуганно промямлил тот.
— Жертва — это совместная трапеза с богами и предками! С людоедством предки славян покончили еще в ледниковом периоде, поэтому говорить о человеческих жертвах, подразумевающих смерть, не приходится. Обычная жертва — возлияние меда, пускание хлеба по реке или несколько капель своей крови в огонь. Ну и, конечно, пир. В этом смысле в язычестве процветает жертвоприношение, — с улыбкой закончил Батя.
— Так-так, — приободрившись, произнес журналист. — Так, значит, у вас непримиримые противоречия с христианством?
Батя добродушно усмехнулся.
— Видишь ли, брате… Языческие веры рождались вместе со своим народом-носителем и поэтому в достаточной мере отражают весь окружающий мир, а вот христианство или, скажем, ислам имеют вполне определенных создателей, личностей. По сути, христианство — это культ человека. А идеология христианства, при всем мнимом отречении от мирских благ, помещает человека в центр мира и тем самым дает ему неограниченные
— Спасибо за подробное интервью. Журналист — жилистый, долговязый парень — поднялся со стула и протянул Бате руку. Батя усмехнулся в бороду, но протянутую руку пожал.
— Если понадоблюсь, всегда можете найти меня здесь, — сказал он. — Мир вам!
— И вам тоже!
Журналист вышел в сени, с любопытством глянул на Борового, но, наткнувшись на его суровый взгляд, поспешно отвел глаза и шагнул за порог.
Боровой поднялся было со скамьи, но Батя жестом остановил его.
— Обожди минуту, Боров. Мне нужно кое-что сделать, — пробасил он.
Батя вернулся в «горницу» и закрыл за собой дверь. Боров приник ухом к дверным доскам и услышал приглушенный, монотонный бубнеж:
— Славим родителей, на многие лета
нарекши предков своим родом —
отца — Родяоном, мать — Родиной,
мы благодарствуем им,
поколе остаемся на матушке-земле,
спасибо им за то, что были
своим родом — воплощенны,
светлыми духами наделенны,
любимыми детьми — нареченны
да для сил своих применения
на матушку сыру землю определены…
Борову надоело слушать этот бред, он отвалился от двери и достал из кармана сигареты.
— Курить дома будешь, а тута негоже! — услышал он из-за двери густой басок Бати.
Боров усмехнулся и убрал сигареты обратно в карман.
Вскоре Батя закончил причитать и впустил Борового в комнату.
— Что, Батя, учил парня жизни? — насмешливо поинтересовался Боровой.
Батя досадливо махнул рукой:
— Учил, как же. Да разве таких научишь? Они ведь журналисты. У них в одно ухо влетает, а из другого… — Он вдруг осекся и вопросительно посмотрел на Борового. — А ты зачем пришел, брате?
— Есть у меня к тебе важное дело, — ответил Боровой.
— Да ну? Так-таки и дело? — Батя прищурился и пригладил пальцами русые усы. — Ну, пусть так. Рассказывай, коли пришел. А для начала сядь. Да-да, сюда… на табурет.
Боровой уселся на указанный табурет. Посмотрел на громадную фигуру Бати и заговорил спокойным, вдумчивым голосом:
— У нас с тобой много общего, Батя. Когда я говорю «у нас», я имею в виду не тебя и меня, а язычников и националистов. Мы все боремся за национальную идею, за Святую Русь. Мы, так же как и вы, отрицательно относимся к жидо-христианам, мы…
— Довольно, — прервал его Батя. — Не рассказывай мне прописные истины. Лучше говори, что тебя сюда привело? Ведь не ради праздной болтовни ты ко мне пришел?