Чёрный хребет

Дроздовский Алексей

– Она врёт! – громко заявляет Торнат. – Она хочет уйти, как и все эти... уходящие. Никакая это не прогулка.

– Тише, говорю! – повторяет Шиба.

Окружающие жители с беспокойством смотрят на девушку, кто-то закрывает рот рукой, кто-то отчаянно вздыхает. Судя по виду некоторых, с ней уже можно прощаться, душа на грани исчезновения. Самоубийство в прямом эфире.

Так выглядела бы толпа, стоящая у подножия большого здания, наблюдая за человеком, стоящим на краю крыши. Только нет пожарных с надувной подушкой снизу.

–

Она не выглядит спящей, – говорю.

– Это только кажется, – отвечает Брас. – Она спит прямо в этот момент, а говорит сквозь сон, как лунатик.

К дому Торната постепенно подтягиваются все: теперь его окружает плотное кольцо зевак. Некоторые из них зевают.

– Нет никакого повода для беспокойства, – говорит Аделари. – Я просто прогуляюсь и всё.

– Возвращаться собираешься? – спрашивает Шиба.

– Нет, не собираюсь. Но это в этом же нет ничего страшного – вас в деревне и так много, обойдётесь без меня.

Торнат, несмотря на суровый вид прикрывает лицо рукой и его плечи содрогаются от рыданий. Некоторые жители его поддерживают, соседка Аделари, бабка Идэн, начинает причитать, будто уже находится на похоронах. Старая карга.

– Может, её запереть? – тихо спрашиваю.

– Не поможет, – отвечает Брас. – Человек, который решил уйти в пустыню, может сидеть взаперти сколько угодно, но как только представится малейший шанс сбежать, тут же исчезнет.

– Что здесь происходит? – спрашивает подбегающая Зулла.

Брас пересказывает ей историю Аделари.

– В Фаргаре такого не было?

– Нет...

– До чего странная болезнь, – говорю.

– Знаете, что самое печальное? – продолжает Брас. – Несколько лет назад мама Аделари точно так же ушла. Представьте себя на месте Торната: у тебя дом, семья, всё хорошо. Затем жена берёт и уходит в пустыню посреди ночи, а следом за ней дочь. И ты сидишь в пустом доме, одинокий, забытый.

Для Браса, у которого десять братьев и сестёр, такой исход событий должен казаться самым печальным на свете. Смертельное одиночество.

– Как часто уходят вот так?

– Каждый год по человеку и все молодые, ни один из старшего поколения таким не болел.

Сонное безумие. Пустынное безумие. Слыхал про помутнение сознания от переохлаждения: человеку внезапно становится жарко и хочется раздеться. Но такое...

– Торнат, – говорит Шиба. – Веди её в дом и запри двери.

Девушку уводят, а мы с жителями в молчании смотрим, как Чеоган крепит на ставнях засовы, чтобы не дать Аделари сбежать.

– Если услышите странные звуки, – Шиба обращается к соседям. – Тут же подходите к окнам и проверяйте, что происходит. Не дайте ей уйти.

– Сколько они могут её так держать? – спрашивает Зулла.

– Один парень был, Вонч звали, тоже решил в пустыню уйти, так его в комнате восемь месяцев держали, а потом он надел халат матери, повязал платок на голову и всё. Нет больше парня – ушёл в пустыню и не вернулся.

– Какой

ужас!

– Да, – подтверждает Брас.

Толпа медленно расходится.

– Гарн, – говорит Илея. – Идём домой.

– Сейчас, отвечаю.

Все идут спать. Прощаюсь в друзьями, остаюсь на улице один. Вокруг ночная прохлада пустыни, темнота и редкое шуршание живности. Всегда любил ночное одиночество, когда ты никому не нужен, полностью твоё время. Можешь заниматься чем угодно: смотреть дурацкие видео с тарелкой бутербродов, слушать музыку, смотреть фильмы, пока глаза не начнут слипаться. Или книжечку почитать.

Тихо, на цыпочках, крадусь мимо дома Торната, подхожу к окну девушки и тихо шепчу:

– Пс. Эй, Аделари!

Похоже, в этот момент она находилась по другую сторону окна, поскольку ответила мгновенно.

– Что?

– Это Гарн, решил проверить, как у тебя дела.

– Всё хорошо, – говорит. – А у тебя как?

Двое знакомых, внезапно решивших пообщаться ночью. У каждого всё хорошо, ничего странного не происходит.

– И у меня хорошо, – отвечаю. – Я тут подумал, может мне вместе с тобой в пустыню прогуляться?

– Если хочешь, давай.

– Как далеко пойдём? Хочу знать, чтобы с собой достаточно еды и воды взять.

– Очень далеко, – говорит. – Как можно дальше.

– Не, – говорю. – Я так далеко не хочу. Может, прогуляемся по округе?

– Нет. Всё вблизи я уже обходила.

Ладно, этот заход не получился. Попробуем другой.

Девушка, похоже, не понимает смертельной опасности такого похода. Она воспринимает его как лёгкую прогулку.

– Зачем идти именно в пустыню? – спрашиваю. – Скоро поднимется солнце, жара наступит. Лучше через горы и туда, к Фаргару, к дому Зуллы и ещё дальше.

– Я хочу в пустыню, – говорит Аделари, я чувствую лёгкое раздражение в её голосе.

– Почему именно в пустыню, а не в другое место?

– Просто хочу.

– Ты хочешь в пустыню или тебе надо в пустыню? – спрашиваю.

Повисло молчание. Я сижу снаружи от окна, жду ответа, Аделари сидит внутри, пытается понять, чего она хочет.

– Я хочу в пустыню, – говорит.

– Точно? – спрашиваю. – Уверена, что тебе не надо в пустыню?

– Уверена.

– Ты хочешь идти в конкретное место или просто куда глаза глядят?

Снова молчание. Аделари пытается разобраться в себе.

– Просто в пустыню, – говорит.

– Ты хочешь что-то увидеть или прогуляться?

– Как вы все не можете понять? – спрашивает. – Я – взрослый человек и могу сама принимать решения. Я уже всем объяснила, что хочу прогуляться, уйти так далеко в пустыню, насколько получится. Вот и всё, нет в этом ничего странного и необычного.

– А что, если я пойду вместо тебя? Ты останешься тут, а я уйду.