Черный смерч

Тушкан Георгий Павлович

– Поезжайте!
– согласился Сапегин.

Сам профессор принял настойчивое приглашение преподобного Скотта ехать с ним.

– Вы дочь Аллена Стронга?
– спросил Егор. В его голосе был укор, будто он упрекал девушку в обмане.

– Да, я дочь Аллена Стронга,- твердо, чуть вызывающе ответила Бекки.Разве вы только сейчас об этом узнали?

Егору стало неловко. Члены комиссии рассаживались по машинам.

– Найдется одно место?
– крикнул Лифкен.

– Левая задняя камера спускает, не могу брать много пассажиров,отозвалась

Бекки.

Они выехали на шоссе, ведущее в Бейтензорг. Бекки сказала:

– У меня есть товарищ, с которым мы условились говорить друг другу только правду, независимо от того, приятна она или нет. Когда советские политики выступают в Организации Объединенных Наций, они говорят правду, хотя это и не нравится американцам. Говорите прямо: в чем дело?
– Девушка взглянула на Егора, потом на Анатолия.

– Хорошо!
– вдруг решившись, начал Егор.- Я не понимаю одного: с какой стати дочери Аллена Стронга надо выступать с разоблачениями биологических методов борьбы? Я не уверен, не прячется ли за маской искренности какая-то политика.

– Я ничего вам объяснять не буду,- тихо сказала Бекки, почувствовавшая страшную обиду.

Всю дорогу они ехали молча. Дорога была длинная.

Машины круто свернули влево, где виднелись деревья без листьев. Анатолия, обычно скромного и сдержанного, будто кто-то подменил. Он нервно выскочил из машины и побежал на погибшую кофейную плантацию. Последнее время он изнывал без настоящего дела. Такую же юношескую резвость проявил и профессор Джонсон. Вдвоем с Анатолием они отмерили рулеткой сто квадратных метров, пересчитали деревья и принялись собирать с них жуков в резиновые мешочки. Анатолий вынул из кармана увеличительное стекло, с которым никогда не расставался, и время от времени осматривал насекомых. Литературу о кофейных жуках они с Егором проработали заблаговременно. Ганс Мантри Удам и Егор помогали Джонсону и Анатолию.

В задачи Лифкена входило только показать комиссии плантации, но не обследовать их. Он сказал об этом Сапегину.

– Чтобы увидеть,- ответил советский ученый,- надо знать, откуда смотреть. За качество работы своих помощников я ручаюсь. Если вы, профессор Лифкен, спешите, я не задерживаю вас.

Но Лифкен не решался оставить советскую делегацию без присмотра, и пришлось Ихаре, де Бризиону и другим бродить со скучающим видом по погибшей плантации, бормоча: "Да ведь и так все видно... И так все совершенно ясно".

Егор не обладал такими знаниями в энтомологии, как Анатолий. Специальностью Егора были микробы и вирусы, и он был бы не прочь уехать. Но Анатолия невозможно было оторвать от пораженных деревьев. Один жук заинтересовал его особенно. Он показал его Джонсону и Гансу Мантри Удаму.

– Вы обнаружили новую разновидность кофейного жука,- объявил Удам.

Лифкен заволновался и стал решительно настаивать на отъезде.

– Хорошо. Поедем,- сказал Сапегин.- Они нас догонят. Надеюсь, Ганс Мантри Удам сможет показать им дорогу?

Лифкену

было важно увезти Сапегина с плантаций, юноши беспокоили его меньше. Они уехали.

Вскоре Анатолий обнаружил еще одну разновидность вредителя. Ганс Мантри Удам тоже нашел новую разновидность.

Наконец, тщательно обследовав отмеченные сто метров, они сели в машину. По дороге в Бейтензорг Бекки сказала Удаму, ехавшему теперь с ними:

– Вы самый полезный человек в комиссии... Ваш племянник жив?

– Жив.

– У него был один документ, изобличающий филиал Института Стронга,сказала Бекки.

– У него есть еще два,- негромко отозвался Удам.

– Замечательный юноша!
– заметила Бекки.

– О, вы его еще не знаете! Это поразительный юноша.

Помолчав, Ганс Мантри Удам сказал:

– Я прочел ваше письмо, мисс Бекки Стронг. Теперь мне все ясно. Я вам очень и очень благодарен. Но о вас, как двойнике Анны, никто не знает. Сама Анна Ван-Коорен хранит это в секрете, и старик Ван-Коорен тоже.

– Скотт знает,- заметила Бекки.

– Значит, только он один и знает,- сказал Удам.

Егор и Анатолий с удивлением слушали непонятный для них диалог. Судя по тому, с каким уважением относился Удам к Бекки, Егор подумал, что, возможно, он зря обидел девушку и вообще все здесь очень не просто.

В Бейтензоргский ботанический сад Егор и Анатолий въезжали с чувством огромного любопытства. Они видели превосходные ботанические сады в Батуми, в Ялте и других городах. Уже то немногое, что они увидели, подъезжая к филиалу института, понравилось им. Они прошли в институт. В лаборатории перед членами комиссии выступал Мюллер. Он показывал экземпляры вредителей, сообщал данные о размножении их, о степени зараженности плантаций, о мерах борьбы и признал, что практической борьбы почти не ведется.

– Нас обвиняют в заражении!
– с пафосом говорил Мюллер.- Это делается для того, чтобы опорочить нашу работу по исследованию насекомых. У нас все открыто настежь! Смотрите!
– Он демонстративно распахнул двери.

– Здесь нечего смотреть,- раздался голос Ганса Мантри Удама.- Я прошу показать нашей комиссии ваш инсектарий, помещающийся у подошвы горы.

– Мы не делаем секрета из своей работы,- ответил Мюллер.- Поедем и туда. И если вы не обнаружите ничего подозрительного, то там и подпишете акт об этом. Я требую справедливости!

8

И снова Бекки очутилась возле уже знакомых ей ворот. Теперь они были распахнуты настежь, и машины одна за другой въезжали во двор.

– Зачем так много ангаров?
– спросил Сапегин.

– У нас, американцев, американские масштабы работы,- отозвался Мюллер.

– Я слышал, вы немец, а не американец,- сказал Сапегин.

– Я был немцем,- твердо выговаривая буквы, сказал Мюллер.- Теперь я космополит. Вы знаете, что это такое?

– Очень хорошо!
– многозначительно заметил Сапегин.