Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
«Сестрица, что же ты наделала, — с горечью подумала Анаэль, взбираясь на спину белого варга. Нужно было возвращаться назад, к Азогу. Чем скорее, тем лучше. — Ты приоткрыла занавесь, которую сама же столь яро охраняла от чужих взоров. Саурон вряд ли хотел как-либо тебе навредить, ибо он знает, на что ты способна в гневе. Надеюсь, ты помнишь об этом. Я беспокоюсь за Майрона. И за отца. Но ещё больше я волнуюсь за тебя и Талриса. Ведь мы всегда были в тени. Что будет, если чей-то ясный взор обратится к нам? Боюсь, как бы боком твоя опрометчивость нам не вышла».
Анаэль присвистнула волку. Ей не терпелось вновь оказаться у Мории, под защитой крепких стен Казад-Дума. Она не знала,
В ушах тихим маршем звучало биение сердца, а в мыслях, ранее чистых и строгих, поселился бедлам.
В ушах тихим маршем звучало биение сердца, а в мыслях, ранее чистых и строгих, поселился бедлам. Талриса трясло, подобно тому, как порой смертных трясет в жгучей болезненной лихорадке. Пошатываясь, чародей попытался встать с колен. Не вышло. Скрученный в узел желудок агонизировал, то и дело принуждая своего хозяина склоняться над землей в припадке. Когда внутри не осталось и следа от завтрака, а изо рта начала течь бурая желчь, Талрис нашёл в себе силы совладать с неподатливым телом.
Песнь Ниар застала его врасплох. Крепкая связь с сестрой не просто обрушила на волшебника эмоции – она водрузила на него весь тот скарб тоски и печали, что на своей спине несла из века в век Ниар. До сего момента скрытые мысли сестры лишь невнятными облачками проносились в сознании Талриса, но теперь они монументальными изваяниями свалились на усталую голову колдуна. Ошарашенный, озлобленный и удрученный, сын Мелькора едва ли мог представить, что на самом деле чувствует старшая сестра. Не ведая, какие слова могут описать её боль, не имея возможности подобрать подходящие сравнения для её страхов, Талрис вскинул голову к небу и расхохотался сквозь слезы.
Ниар была в Гундабаде. Вдали от Мордора, вдали от служивых Майар. Ей ничего не угрожало, да и не могло угрожать. Разве только её слабости могли вдруг ополчиться против нее же самой, низвергая принцессу Ангбанда в ненасытную бездну безысходности. Талрис, ощущая, как ноют кости, и как по телу разливается волна непреодолимой слабости, поднялся на ноги. Он мог бы на всех порах помчаться сейчас на север, но сестрица должна была справиться со всеми злоключениями сама. Ниар была способна и на большее.
Чародей же беспокоился об ином. Песнь Красной Колдуньи была громкой и сильной. Кто ещё мог услышать её?
Песнь повелительницы Тангородрима была громкой и сильной. Кто ещё мог услышать её? Без сомнений, орки. Без колебаний – все те тёмные существа, которые ранее находились в подчинении Миас. А значит балроги, если они были ещё живы, драконы, что прятались на востоке, гоблины и оборотни, варги и тролли, пауки и мертвые духи. Вся та бесчисленная армия, что много лет назад прислуживала благородным хозяевам Дор Даэделота. Заслышали ли волшебную песнь Валар? Возможно. Ведь в этот раз Ниар пела с вызовом, без желания сокрыть себя. Саурон, стоя на выходе из Саммат Наур, даже встрепенулся от волнения, впервые за много лет услышав давно позабытую мелодию. Не страх испытал Темный Властелин и не злость. Он почувствовал прилив сил. И радость, примешенную к грусти.
Такие песни, подобные тем, что пропела Ниар, часто можно было услышать в Ангбанде. Магия Миас не имела себе подобных – никто из живущих ныне более не был способен с такой красотой и изяществом творить чудеса. Дети Моргота, выросшие на землях Дор Даэделота, впитали в себя мудрость предков и несли её в настоящее с гордостью и силой. Саурон даже смог на мгновение
«А ведь я недооценил их, — подумал Майрон. За спиной Великого кипела Роковая Гора, а под ногами вибрировала земля, вторя пропетой песне. — Не подумал, что кому-то из троих хватит воли напрямую бросить вызов судьбе».
Темный Властелин, прикрыв эфемерные веки, хмыкнул. Расслабившись, погрузился в испускаемый Ородруином жар. Окружавшая Майа земля была преисполнена жизни, и Мордор, на время заснувший, вновь сбрасывал с себя балдахины тьмы. Что-то произошло там, на Севере и это что-то вернуло к жизни позабытые наветы.
Саурон знал, что Ниар не предумышленно обратилась к силе. Будь её воля, наследница ангбандского трона никогда бы и не пользовалась ею. Наверное, Больг по недоразумению помешал планам старшей из Миас и потому обратил на себя её гнев. Но не в привычках Красной Колдуньи было убийство, а потому Майрон удивился, ощутив, какое удовольствие испытывает старая ученица от акта душегубства. Она не просто упивалась своей властью, нет, этим дело не ограничилось. Ниар полностью растворилась в даденном ей могуществе и могуществом этим она услаждалась.
«Видимо орк не на шутку взбесил тебя, не так ли? — Саурон улыбнулся, вспоминая лицо своей подруги. Чародейка была ему верным соратником и сестрой по духу. Он ненавидел её так же сильно, как в глубине души любил. Старая песнь напомнила о минувшем и вновь душу Темного пронзила стрела губительной горечи. — Ты бы простила, если бы он напал на тебя исподтишка. Ты готова простить и предательство, если ты его ожидаешь. Вот только убийство близких ты не можешь забыть, Ниар, как мне не забыла измены. Что же изменилось в тебе, моя давняя знакомая? Что всколыхнуло штиль спокойствия и подняло к небесам волны твоей ярости?».
Темный Властелин понуро опустил плечи. Он ощущал то, что ощущали его ученики, его милые друзья, против которых теперь приходилось воевать. Он прекрасно чувствовал опустошенность в душе Красной Колдуньи, потому что такая же опустошенность царствовала и над ним самим. Хотел бы он помочь старшей Миас, хотел бы отдать ей оставшиеся крупицы собственной решимости и твердости. Да вот только примет ли она их? Вряд ли. Потому что в Ангбанде не прощают. А значит, не прощали и в Мордоре.
Он знал теперь, что от воинства Севера не осталось ничего, кроме одного безмерно напуганного урука. Знал Саурон и то, что вскоре ему придётся принимать гостей. Почти уже ненавидя ту вражду, что посеяла смуту между ним и тремя детьми старого хозяина, Майрон глубоко вздохнул. Если Ниар говорила, что его кольцо находится у нее в кармане, значит, так оно и есть. Чародейка блефовала редко и кривила душой лишь тогда, когда возникала крайняя необходимость. Как с этим гномьим Королём, например. Как его там?
— Торин, — Саурон произнёс имя вслух, распробовав его на вкус. Прищурившись, сложил руки на груди, медленно обдумывая свою странную, безумную догадку. — Торин Дубощит. Ведь ты его защищаешь, не так ли? За ним прыгаешь в бездну и его имени ради истребляешь свой собственный народ. Ниар…
Внезапно даже для себя Саурон чётко понял, что же именно произошло на севере, вдали от его взора. С холодной ясностью он осознал, как сильно изменились друзья прошлого. Не понимая и не пытаясь теперь понять Ниар, Майрон потерянно поплёлся к Лугбурзу, желая вновь обрести телесную оболочку. Будь у него тело, он без колебаний бы направился к Гундабаду, дабы отыскать бесчинствующую девчонку. Да, пожалуй, в таких обстоятельствах он забыл бы о вражде, о борьбе, о власти. Потому что даже для него существовали вещи, гораздо более дорогие, чем Арда.