Чертоги Казад-Дума

Каэрия

Саурон вспомнил о Феаноре. Где пропадал этот хитрец ныне? Что выискивал? Уж не пора ли было начать беспокоиться?

«Ещё как пора, — укорив себя, Майрон ускорил шаг. Орки, встретившие его у врат, испуганно подняли глаза к своему господину. Наверное, ожидали от него либо криков, либо наказания. Глупые. Сейчас не было времени на подобные мелочи. — Феанор хоть и заносчив, но не скудоумен. Он постарается использовать свои недостатки как оружие и обратит мою же силу против меня. Знать не желаю, что произойдет, если эльф доберется до гнома быстрее меня. А если Ниар вдруг возжелает забыть о своих целях? Вдруг она

обратится против нас?».

Нелепые мысли, глупые, безосновательные. Так уж и безосновательные? Саурон уже не был уверен. Много лет пелорийская тройка строго придерживалась избранного курса, что сложно было поверить в возможность любых изменений в их поведении. Теперь судить о положении дел Майрон не решался, как не решился бы сказать, чего ныне желала Ниар на самом деле. Знали ли Анаэль и Талрис о том колдовстве, что свершилась у подножия Гундабада? Анаэль вряд ли, а вот Талрис вполне мог. Станет ли он противиться сестре? Или же доверится ей, как доверял всегда?

— Проклятие, — буркнув себе под нос ещё пару ругательств на чистом синдарине, Саурон вбежал вверх по широкой лестнице. Порхнув в широкий зал, остановился. Мысли путались и спотыкались друг о друга.

«Если она у Гундабада и идет к Казад-Думу, то попытается провести гномов через Эттенмурс, — Майа не сомневался в правильности рассуждений. Он, наравне с Мелькором, учил Миас военному делу. Их секреты не были для него загадкой. Опыт компенсировал недостаток смекалки, которой обладала Красная Колдунья, а потому Саурон считал, что не ошибается. — И пойдет к Ривенделлу, потому что смертным нужны отдых и припасы. И потом отправится в Морию и там свершит задуманное, в чем бы это задуманное ни состояло. Если только не передумает по дороге».

Что тоже не исключалось. Проделанное Ниар под Гундабадом самому Саурону вряд ли оказалось бы по силам. Для Красной Колдуньи же такие проделки были сродни фокусам. Майрон точно знал теперь, на что на самом деле была способна старшая Миас. Ей с легкостью удалось бы сравнять Мглистые Горы с землей, и теперь она сама знала об этом. Воистину, дочь своего отца.

Майрон вновь вспомнил о кольце. О заветном золотом ободе, который теперь хранился у ангбандки. Не стоило беспокоиться о сохранности этой в действительности важной вещи – Ниар ни под каким предлогом не станет уничтожать кольцо. По крайней мере, до тех пор, пока будет считать самого Саурона препятствием относительно легким.

— Какую же глупость ты совершила, — шепнул Саурон в пустоту и услышал, как она отвечает ему легким эхо. Знай Мелькор, какую цену приходится платить его детям за его освобождение, сам бы, пожалуй, решил навеки остаться в Куме. Майрон даже представить не мог, какой бы крик поднял Моргот в случае, если бы ему удалось узнать о тайной сделке Ниар с Эру. И хоть Властелин Колец не слишком-то желал возвращения своего хозяина в бытность Эа, ещё меньше он желал видеть, как рушатся древние устои в руках бравых Миас. Наверное, нечто подобное ощущал сам Илуватар, слыша, как поет его любимый, самый мудрый и самый сильный сын. — Гном-то, надеюсь, стоил того. Хотя какой гном может стоить твоей души?

Саурон понятия не имел. Любопытство подгоняло Владыку Мордора. А ещё огненными языками лизал пятки страх. На этот раз страх не перед народами Арды, не перед Гэндальфом и Галадриэлью. Страх гораздо более глубокий и

сильный, чем страх перед смертью. Все ссоры с Миас до определенного момента воспринимались Майроном как семейные дрязги: рыцарь Дор Даэделота только сейчас понял, что даже последние размолвки, вылившиеся в столь серьезные для него потери, до настоящего момента были и оставались банальными дружескими перепалками. Да, он наворотил делов. Но ведь его промахи не шли ни в какое сравнение с тем, что накуролесила Ниар.

Он не мог теперь сидеть без дела. Он просто не мог оставаться на одном месте, не ведая, что происходит, не осознавая до конца, какой войны стоит ожидать. Саурон нервно прошелся из стороны в сторону. Остановился, глядя в пол. Не разумея, чем именно руководствуется – желанием ли оградить себя от опасности или же простой привязанностью к Миас – решил, наконец, как именно поступит. Развернувшись, выглянул в широкую люкарну. В просвете резного окна виднелся Ородруин. Красавец-вулкан волновался, будто живое существо. Удивительного в этом диве было мало. Все огненное сегодня волновалось вместе с Ниар.

Хмуро оглядывая окрестности Барад-Дура, Саурон тяжело вздохнул. Его дорожка теперь вилась к Мории. Казалось, весь мир сомкнулся на древнем царстве детей Аулэ.

Впервые за много столетий над ликами древних и сильных навис смертоносный клинок.

Впервые за много столетий над ликами древних и сильных навис смертоносный клинок. Впервые чародеи Дор Даэделота так бесцеремонно выходили на свет, забыв об осторожности. Вооруженные лишь силой и дерзостью, Миас готовы были совершить самосуд. И Осаа, сидя подле своего спящего сына, впервые подумала о том, что, возможно, дети Мелько были правы.

Ниар спасла Торина не только потому, что сердцем своим привязалась к нему и прониклась его мужеством. Нет, ей хватало и собственной храбрости, казалось бы неисчерпаемой. Питаемая ею любовь к гному, ещё слабая и неокрепшая, не являлась истинной причиной проявленного благородства. Осаа решила, что дело было даже не в Белерианде. Источником великодушия послужила тяга к настоящей, чистой справедливости. Ниар хотела доказать – видимо, в первую очередь, самой себе – что добро отнюдь не строго очерченная грань. Гномка, наблюдавшая за странным и пугающим разговором Красной Колдуньи с силами высшими, теперь и сама не могла понять, во что верит.

Убрав со лба Торина прядку волос, Осаа нахмурилась. Разбушевавшаяся вьюга не унималась вот уже который час. Небо за время отсутствия Ниар успело почернеть, а ночь войти в свои законные права. Стало теплее, но горный воздух продолжал искриться снежной круговертью. Торин, погруженный в крепкий и беспробудный сон, казалось, мороза даже не замечал. Его согревала магия, золотым веретеном окутавшая тело эреборца. То, что для орков послужило карой, для подгорного жителя стало спасением.

Когда на горизонте замаячила крохотная фигурка Ниар, Осаа соскочила с земли. Сердце смелой женщины гулко застучало, как не стучало даже при жизни. Призрак переживал, и каждую минуту бросал долгий взгляд в туманную занавесь, в которой скрылась Красная Колдунья. Потому, стоило ангбандке вновь оказаться рядом, Королева Эребора искренне обрадовалась. На глазах гномки опять сверкнули призрачные слезы. Отныне нисколько не сомневаясь в принцессе Дор Даэделота, Осаа шагнула вперёд.