Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
От чародейки веяло удушающим жаром. Меч в руке урука стремительно нагревался и вскоре покраснел, заставив Больга закричать от ужаса и боли. Выронив оружие, темнокровый попытался посмотреть колдунье в глаза, но вынужден был тут же свой взгляд отвести – настолько ярким был свет, сочащийся меж век девушки.
— Ты посмел оружие своё направить на Торина Дубощита, который находится под опекой тех, кто некогда воздвигал стены Минас Итиля и Лугбурза. Ты осмелился поставить свою волю выше воли тех, кто сотни лет назад привел к победе воинство единственного Великого в Битве Бессчетных Слез. И, наконец, ты возвысился над песнью тех, кто по праву рождения имеет власть над всем, что произошло из темных недр Белерианда. Так
И он смотрел. Он смотрел, потому что телом его и разумом овладело нечто несокрушимое и вечное. Твердые руки чужого рассудка вцепились в голову урука и не отпускали, заставляя глядеть в лица сгорающим заживо сородичам. Воздух, пропитавшись запахом гари и жареного мяса, бил в нос и сжимал желудок. Больг видел все – он мог в деталях рассмотреть, как надуваются огромные пузыри на коже его помощника и как, лопаясь, они изливают наружу жидкость желтовато-чёрную, вонючую. Он практически чувствовал, как закипает кровь в венах его друзей и соратников, как она густеет и, булькая, вырывается из тел ещё живых кровных союзников. А в какой-то момент Больг и сам ощутил, что ощущали его подчиненные, ибо те муки, что испытывали погибающие, по воле чародейки передались и ему. Крик вырвался из его глотки и глаза вылезли из орбит. Потеряв равновесие, урук упал на колени и, задыхаясь, возвёл голову к Миас.
Он понял в какой-то момент, насколько ничтожен перед пришедшей гостьей. Понял, насколько слабее в открытой схватке с Ниар окажется сам Саурон. Казалось, что не существует в мире более прекрасного и вместе с тем ужасного существа, чем та, что явилась в Гундабад.
Ниар спокойно глядела ему в глаза, а её огненная сущность свирепым ураганом продолжала носиться по коридорам. Гул огня давил на перепонки, его жадность лишала воздуха, а стремительность убивала строптивость.
— Ты не умрешь сегодня, урук, как не умрет и враг отца твоего, ибо таково мое слово, — она вновь заговорила и звенящий бас – далекий от гласа смертных – влился в рокот огня. — Торин будет жить и дойдет до Казад-Дума, потому что на то есть Великая Воля Белерианда. Ты встанешь сейчас и покинешь гору, и под сводами ночи отправишься туда, где сегодня ночует твой смелый хозяин. Ты войдешь в Барад-Дур и передашь Майрону, что Миас вернулись в Эннорат и что не следует мешать им. Ты поклонишься Майрону в ноги и скажешь учтиво, что старшая принцесса Дор Даэделота вернется в Мордор с надетым на палец Кольцом Всевластия, ибо её воля скрепила силу кольца и её же воле эта сила подчинится. И если хозяин твой решит, что решение хозяйки ему приходится не по душе, передай ему ещё и это…
Больг задрожал всем телом, не в силах более испытывать боли. Боясь, что потеряет сознание, он замер. Чародейка, присев рядом, коснулась своей рукой щеки урука. Кожу тут же обожгло. Не решаясь сопротивляться, чернокровый ждал, в то время как старшая Миас, улыбаясь, легким поцелуем осенила его лоб. Все тело урука в мгновение охватил взрыв чудовищных мук, печатью вечного проклятия выжженных у него на сердце. Он завопил, как не вопил никогда, и от крика его затихла магия.
— Скажи Саурону, что я иду к нему. И скажи, что ничто не сможет остановить меня. Потому что такова воля Миас, детей Мелькора, истинных наследников всего Средиземья.
— Скажи Саурону, что я иду к нему. И скажи, что ничто не сможет остановить меня. Потому что такова воля Миас, детей Мелькора, истинных наследников всего Средиземья.
Анаэль стояла на уступе скалы, вслушиваясь в громогласный рев той, кого всю жизнь чародейка боялась. Голос Ниар не просто эхом пронёсся по Эннорату, но, подобно любой буре, всколыхнул спавшие до сего момента тёмные силы и вернул к жизни давно забытое
Бессмертная задрожала, испытывая страх. Она не в первый раз слышала клич Красной Колдуньи, но впервые ощутила в нем сильные, неистребимые чувства. Старшая сестра плакала. Она разрывалась от отчаяния и одиночества, столь ею любимого и почитаемого. Она рвала и метала и упивалась кровью, теряя рассудок от желания убивать и сеять хаос. Ниар пела, как не пела уже давно, ещё со времен пленения отца. Что-то произошло там, на далеком севере и это что-то заставило крепкую духом Ниар испытать горе.
«Она в Гундабаде, — Анаэль не гадала, она просто знала, где находится сестра. Заглушая в себе желание кинуться Ниар на помощь, красавица-Миас сглотнула. Голос сестры все ещё звучал в ушах. — Она под горой и она вновь пользуется магией. Что там стряслось? Вряд ли прозаичные нападения орков могли вывести из себя мою мудрую и смелую сестру. Что тогда?».
Она знала и это. Как знал Талрис. Как знали все трое, те самые дети Моргота, которых Темный Владыка готовил к правлению Эндором. Прославленная за хладнокровие и свирепость, Ниар встретила у Беорна того, кто коснулся искрой её темного, отравленного сердца. Красная Колдунья изменилась. Стала мягче, добрее и жалостливее. Казалось бы, не умевшая никогда ценить тепла, старшая наследница ангбандского трона научилась дорожить дружбой. И, вероятно, познала любовь.
«Сама-то Ниар в этом никогда не признается, — подумала Анаэль, опуская взгляд к земле. — Не признает сего факта и Талрис, наверняка сумевший проникнуть в мысли и чувства сестрицы. Они оба упрямо будут биться головами о стенку, отрицая очевидные факты. Но даже если вдруг Ниар даст слабину… Разве есть в этом что-то плохое?».
Анаэль нервно облизала губы. Проблема как раз и заключалась в том, что плохими могли оказаться последствия странных изменений в Красной Колдунье, а не само её поведение как таковое.
«Стоит одному из вас поколебаться, как не окажется больше силы в ваших руках и все, чему учил я вас, окажется бесполезным, — слова Мелькора прошелестели в уме шёпотом опадающих листьев. — Сила в единстве и упорстве, а не в магии. Когда-нибудь один из вас сядет на трон вместо меня и тогда ему понадобится помощь остальных. Все приходит и уходит в этом мире, все временно. Но ваша преданность делу должна оказаться крепче любых невзгод. Такова ваша судьба».
У Ниар бывали моменты, когда она помогала людям Средиземья по причине своей привязанности к ним. Порой она даже вмешивалась в их войны и распри, силясь научить чему-то смертных детей Илуватара. Но ныне ставки были высоки, и любой риск мог вылиться в крупномасштабную войну. А потому Анаэль хотелось бы верить, что всплеск ярости Ниар был вызван исключительно желанием довести начатое до конца. Если Торину Дубощиту и суждено было умереть от рук орков, хотелось бы, чтобы смерть свою он нашёл в Мории.
Не зная даже, к чему теперь готовиться, Миас обернулась на юг. Её ясный взор заскользил вдаль, туда, где скрываясь под палантином темноты, дышал тучами серы Ородруин. Не стоило тешиться надеждой, что до Саурона весточка Ниар не долетела. Её волшебная песнь коснулась каждого темного существа Арды, рокочущим гимном отозвалась в умах всех подданных погибшего Королевства. А так как Майрон никогда не был слабоумен и отличался завидной прозорливостью, следовало ждать беды. И хоть Анаэль не решалась сказать, были ли несчастья Ниар результатом трудов старого друга, теперь эльфийка без всяких колебаний готова была выдвинуться на юг. Ибо в Мордоре не любили медлить.