Чёртов палец

Крюков Владимир

— Браво! — похлопала в ладоши Лотта. — Кажется, это стихотворение из хрестоматии Шалыгина?

— Возможно.

— Это совсем как у нас в Осиной роще по вечерам: и бледный свет луны, и звёзды… Вот только ангелов не видно.

— Ну почему же не видно ангелов? — улыбнулся Навроцкий. — Один из них сидит в эту минуту передо мной.

— Я вовсе не ангел… Если уж сравнивать меня с кем-нибудь крылатым, я… бледный, беззащитный мотылёк…

— Вы недооцениваете себя. Впрочем, мы увлеклись поэзией, а наш обед стынет.

Они выпили ещё вина и молча закончили обед.

— А славно мы сегодня проехались верхом, — сказал Навроцкий, раскуривая сигарку.

— Да, хорошо… И не только проехались, но и пофилософствовали у

камня.

— Вот какова страна Россия! Здесь философы на дороге валяются.

Лотта взглянула на князя с лёгким упрёком.

— Гм… Прошу прощения… Шутка, пожалуй, и впрямь неудачная.

Лотта улыбнулась.

— А как вы смотрите на то, чтобы нам съездить на недельку на вашу родину? — спросил Навроцкий. — Там на дядюшкиной даче превосходная рыбалка и очень тихо.

— О, это было бы прекрасно! — обрадовалась Лотта. — Я сама хотела вам это предложить, но не решалась.

— Кстати, как вы распорядились домом вашей матушки? — полюбопытствовал Навроцкий.

— Дом этот совсем маленький и давно нуждается в ремонте, но одна наша знакомая, аптекарша, недавно сдала его и высылает мне деньги за аренду.

— Чудесно. Так едем?

— Едем.

— Завтра?

— Хоть сейчас.

— Отлично. Тогда собирайте ваши вещи и едем.

— Сейчас?

— Да.

— Вы шутите?

— Нет.

— Но я пошутила, сегодня уже поздно. Лучше ехать завтра утром.

— Что ж, решено: завтра утром после завтрака!

Глава семнадцатая

1

Не успели Навроцкий и Лотта позавтракать и покинуть столовую, чтобы начать собираться в дорогу, как за окном послышался стук мотора. Навроцкий отдёрнул занавеску и увидел автомобиль, от которого к калитке направлялся неизвестный господин. Вскоре голос незнакомца долетел со двора:

— Князь дома? Передайте ему, что его желает видеть Маевский.

— Ага, — отвечала Маша.

Не дожидаясь её появления, Навроцкий вышел на крыльцо и действительно увидел перед собой Маевского. Произошедшая в поручике перемена поразила его. Ещё недавно пышущий здоровьем блестящий молодой человек, красавчик и франт, превратился в урода. Лицо его было испорчено шрамами. Прежнее лёгкое прихрамывание сменилось сильной хромотой, справляться с которой ему помогала трость. Вместо привычного кителя на нём был светлый штатский пиджак. Весь облик поручика говорил Навроцкому, что перед ним стоит несчастный человек. Он пригласил гостя к себе и предложил ему сигару. Маевский охотно её раскурил.

— Как видите, мне немного не повезло, — сказал он, сделав движение рукой в направлении лица.

— Я слышал, что вы попали в аварию под Варшавой.

— Да. И угробил мой гоночный автомобиль. Пришлось его выбросить.

— Однако вам очень повезло в том смысле, что вы сами остались живы.

— Да, вот остался… Слава богу… Только вот это… — Он дотронулся пальцем до своего изуродованного лица. — Вы, вероятно, слышали истории, которые обо мне рассказывают?

— Кое-что слышал…

— Не верьте. Половину перевирают…

Маевский затянулся, выпустил клуб дыма и, поднявшись со стула, заходил по комнате. Он заметно нервничал, сигара как-то не вязалась с его взвинченным видом, но табачный дым, похоже, успокаивал его.

— А приехал я к вам по делу… — сказал он, шагая взад и вперед от окна к двери и попыхивая сигаркой на манер папиросы.

— Да, кстати… — перебил его Навроцкий. — Как складывается у нас ситуация с железной дорогой?

Поручик резко повернулся на каблуках.

— За этим я к вам и приехал, князь. Делайте со мной что хотите, но деньгам вашим — труба. И я обманут точно так же, как вы. Обмануты мы оба, а виноват во всём, разумеется, я один. Я доверился этим людям и впутал в это дело вас Не могу себе простить…

Рука Маевского задрожала,

дымок от сигарки стал сбиваться в рваные комочки. Навроцкий хмуро молчал. Он уже давно ожидал услышать от поручика что-нибудь в этом роде.

— К сожалению, я не могу назвать вам имена лиц, причастных к обману, — продолжал Маевский, взяв себя в руки. — Мне ещё предстоит уточнить некоторые детали. Многое мне самому пока неясно. Я не хочу, чтобы подозрение пало на людей, ни в чём не повинных. Да и лишний шум вокруг моего имени мне тоже не нужен. В любом случае, как только я всё выясню, я немедленно вам сообщу. Вы согласны?

— Ничего другого, как только согласиться, мне и не остаётся, — развёл руками Навроцкий. Он почему-то испытывал к Маевскому прежнюю симпатию и всё ещё доверял ему. Проводив его до автомобиля, он по-дружески пожал ему руку. — Держите меня в курсе, Константин Казимирович. И как только сможете указать этих лиц, прошу сообщить мне их имена. Мы с вами встретимся и решим, что делать дальше. Я уверен, что вдвоём мы что-нибудь придумаем.

— Обещаю вам это, князь.

— И будьте осторожны! — крикнул Навроцкий, когда автомобиль уже тронулся.

Не разобрав его слов из-за шума мотора, Маевский обернулся и с какой-то то ли удалью, то ли отчаянностью в жесте махнул ему рукой.

2

Багаж и провизия были уложены в автомобиль. Лотта сбегала в дом за какой-то забытой вещицей, и они тронулись в путь. Путешествию благоприятствовала безветренная, нежаркая погода. Изредка Навроцкий останавливал автомобиль у моря, они выходили на берег и садились на песчаную дюну пить чай.

Перед вечером воздух нагрелся и словно застыл. Стало душно. Поникли, будто задремали, деревья. Смолкли и куда-то исчезли птицы, попрятались насекомые, спешил в укрытие запоздавший шмель. Всё замерло и затихло, точно в ожидании чего-то страшного и неотвратимого. И лишь мотор «Альфы», ровно и безмятежно урча в своём механическом неведении, верста за верстой приближал пассажиров к конечной цели их путешествия. К ночи, на подъезде к Борго, подул тягучий и липкий, как сгущёнка, ветер. Небо затянулось грузными, неопрятными тучами и наконец пролилось холодным оловянным дождём. Навроцкий выскочил из автомобиля, чтобы поднять верх, но механизм заклинило, верх не поднимался, и оставшийся путь им пришлось проделать под хлёстким, беспощадным ливнем. Удары грома сотрясали небо и землю, и казалось, весь мир вот-вот рассыплется на мелкие куски. Когда они, укрываясь багажом, подбегали к дому, яркая вспышка высветила их сгорбленные фигуры, и почти одновременно где-то поблизости раздался оглушительный треск, будто сказочный великан одним ударом расщепил сотню могучих дубов. Как только они вошли в дом, Лотта крепко прижалась к Навроцкому. Она была так напугана, что не могла говорить. Опасаясь за её здоровье, Навроцкий поспешил растопить камин. Переодевшись в сухое, они устроились у огня на небольшом диванчике и с наслаждением стали наблюдать, как языки пламени с жадностью поглощают волокнистые тела поленьев. В доме было прохладно и сыро, Лотта всё ещё слегка дрожала под пледом, но тепло от камина начинало успокаивать и согревать её. Навроцкому казалось, что вслед за ударами грома губы её шепчут какую-то молитву. Вспомнив о дядиных запасах, он отправился в погреб и вернулся с бутылкой рома и консервами. Вино и закуска сделали своё дело: Лотта перестала дрожать, щёки её порозовели, в глазах появился ровный, спокойный свет. Навроцкий чувствовал, как тепло от пищи и вина, медленно переливаясь из чрева в конечности, наполняет его сладостным умиротворением. Гроза, беспорядочно кружась над домом, над озером, над лесом, уходила неохотно, точно буян, не желающий покинуть трактир. Они сидели молча, прислушиваясь к громовым ударам и сухим, щёлкающим звукам в камине. Время от времени Навроцкий подбрасывал в огонь поленья и расталкивал их кочергой.