Чёртов палец
Шрифт:
2
Не успел Навроцкий войти в просторную зеркальную залу, как зазвучал ритурнель и публика зашевелилась, готовясь танцевать. Дамы и барышни незаметно одёргивали платья и поправляли причёски, мужчины приосанивались и скользили придирчивыми взорами среди талий и декольте, выискивая подходящих партнёрш, лица которых, увы, скрывали маски. Навроцкого несколько удивило, что графиня допустила оплошность и не запретила мужчинам явиться в офицерских мундирах: знаки отличия вкупе с комплекцией выдавали некоторых с головой. Несмотря на солидные размеры, зала казалась тесной, ведь в добавление к прочим своим достоинствам Леокадия Юльевна слыла ещё и ревностной устроительницей балов, на которые охотно съезжалась многочисленная петербургская публика. Осмотревшись, Навроцкий принялся разыскивать Константина Казимировича, но фантастическая
— Что это у тебя, милочка? — спрашивала стоявшая рядом пожилая дама свою юную племянницу.
— Карнэ [30] , тётенька.
— Вижу, что карнэ, да зачем он тебе?
— Как зачем? Для танцев, конечно!
— Как же ты глупа, милочка! Карнэ сегодня бесполезен. Ведь все в масках! Это же маскарад!
«Вот и Маевский в маске, — думал Навроцкий. — Как же это неразумно с его стороны — позвать меня туда, где нет никакой возможности узнать друг друга!» Он мрачно взглянул на натянутое между двух колонн полотнище с надписью: «За снятую маску — штраф 100 руб. и удаление с бала!!!». «Снять маску и заплатить сто рублей? — подумал он. — Так ведь нет же с собой ста рублей. Ну, допустим, можно заплатить штраф потом, но привлечь к себе внимание таким глупым образом… Да и с бала придётся уйти. Нет, не годится». Постояв ещё немного, он решил попытаться разыскать графиню и навести справки о Маевском у неё, как вдруг к нему подошла молодая дама в костюме чародейки и, не проронив ни слова, потянула его за собой. Попытку Навроцкого что-то возразить она остановила, приложив палец к губам, и в голове у него пронеслось: «Ну конечно же! Её прислал Маевский!» Дама между тем увлекла его из залы в смежные комнаты и, когда они очутились в одной из них тет-а-тет, закрыла за собой дверь и обернулась к нему.
30
Книжечка или дощечка, где кавалеры, записываясь на танцы, проставляли свои фамилии (от фр. carnet — записная книжка).
— Маска, я тебя знаю, — сказала она, прикрывая рот платочком, чтобы нельзя было узнать голос. — Ты князь, ты не женат, ты намеревался жениться, но получил отказ…
Она сделала паузу и, не дав ему опомниться, одним движением сняла маску. Навроцкий опешил: перед ним стояла Анна Фёдоровна. И в то же мгновение до него долетел волшебный запах её духов.
— Ах, это вы! — проговорил он растерянно.
— Вы, кажется, разочарованы?
— Я?.. Нет, что вы… Впрочем, вы не видели Маевского? — спросил он, стараясь скрыть смущение.
— Нет.
— Но здесь ли он?
— Не знаю. Я его не видела. Но разве вы из-за него пришли?
— Да. Он прислал мне записку и просил быть.
— Значит, вы пришли не из-за меня?
Анна Фёдоровна с укоризной взглянула на князя.
— Я не знал, что вы тоже будете здесь…
Он снял маску. Она с нежностью посмотрела ему в глаза:
— Феликс, ты знаешь, я…
Бархатный, чудный голос её дрогнул и оборвался. Она чуть опустила длинные ресницы на заблестевшие глаза, положила мягкую, благоухающую ладонь ему на плечо и, встав на цыпочки, поцеловала его в губы долгим, многозначительным поцелуем. В тот же момент скрипнула дверь и из-за неё показалась фигура девушки в костюме цыганки. Девушка, словно потерявшись, несколько секунд неподвижно смотрела на них и так же внезапно, как появилась, скрылась за дверью. Тотчас за этим из-за двери послышался странный шум.
— Ах! — вскликнули разом два-три женских голоса.
— Воды! — кричал кто-то. — Принесите воды!
Навроцкий, надев маску, выбежал из комнаты и увидел, что девушка лежит на полу без чувств. Он нагнулся, чтобы снять с неё маску, но кто-то остановил его:
— Оставьте её! Это не полагается!
Вскоре девушка очнулась и, когда принесли воды, сделала несколько глотков.
— Благодарю, — промолвила она очень тихо.
Она
— Странная барышня… Кто это? — спрашивали в толпе одни.
— Не имею чести знать, — пожимали плечами другие.
3
На другой день после бала-маскарада Анна Фёдоровна получила с посыльным письмо. Подпись Лёля удивила и встревожила её. Прочтя письмо, она надолго задумалась. Она ходила по будуару с папироской и изредка открывала окно, чтобы набрать в лёгкие глоток прохладного воздуха. «У женщин не принято выяснять отношения подобным образом… — в который уже раз пробегала она глазами аккуратные строчки письма, — но странная неприязнь и даже ненависть друг к другу, давно живущая в нас, а более всего это унизительное соперничество в любви, требуют какого-то разрешения…» Анна Фёдоровна вспоминала проведённые в институте годы и спрашивала себя: «Ненависть? Разве это была ненависть?» Она подходила к зеркалу и вглядывалась в своё лицо. «Разве меня можно ненавидеть? — думала она. — За что?» Она взяла в руки фотографический альбом и раскрыла его в том месте, где был вклеен последний снимок их класса. Вот она сама, вот Лютик, а вот и юная Лёля. Разве она, Анюта, это очаровательное создание, могла ненавидеть Лёлю? «Нет, это была не ненависть, это была глупость, — рассуждала княжна. — Глупая детская вражда!» Затем она вспомнила их с Навроцким поцелуй у порожистой, бурной реки и единственную ночь, проведённую с ним, и у неё защемило в груди. «Где-то теперь Феликс? — думала она. — Знает ли он об этом письме? Нет, разумеется, не знает. — И, походив ещё некоторое время по комнате, наконец решила: — Ну да всё равно. Пусть будет так, как угодно богу». Она загасила в пепельнице папироску, сняла с рожка трубку телефона, назвала номер Любоньки Цветковой, и где-то в тёмной, влажной глубине её грустных глаз на мгновение вспыхнули азартные искорки…
4
Безуспешно пытаясь разыскать Маевского, которому, вероятно, что-то помешало явиться на маскарад к графине, и надеясь, что тот ему телефонирует, Навроцкий три дня провёл в Петербурге. Кода на третьи сутки вечером он наконец вернулся в Осиную рощу, в доме было тихо. Лотта не встретила его по обыкновению внизу, и тогда он поднялся к ней сам. Она стояла в углу комнаты перед иконой, спиной к нему. Подойдя к окну, он с минуту любовался видом на парк и озеро.
— Ты ведь бросишь меня? — вдруг промолвила она, не оборачиваясь. — Бросишь?
— Отчего же мне тебя бросать? — удивился Навроцкий.
Она резко обернулась и устремила на него заплаканные, воспалённые глаза. Он невольно вздрогнул и несколько секунд стоял ошеломлённый: такой он никогда её не видел. Почувствовав необходимость обнял» и успокоил» её, он сделал шаг, но заметил, что в руке у неё что-то блеснуло, и, узнав свой «Веблей», от неожиданности остановился. Она подняла руку, чёрное дуло метило ему в грудь. «Вот она, испанская-то кровь!» — успело пронестись в его голове прежде, чем револьвер выстрелил. Слух его различил, как что-то прошипело и чмокнуло у него за спиной. На мгновение ему показалось, что он ранен.
Лотта опустилась на кровать и, бросив револьвер на постель, закрыла лицо руками.
— Ну и бросай, — промолвила она и упала лицом в подушку.
Оправившись от испуга и сообразив, что пуля его не задела, Навроцкий оглянулся вокруг: на подоконнике раскрытого окна лежал мёртвый голубь.
— Убери его! — сказала Лотта.
Преодолевая брезгливость, Навроцкий потянулся к голубю, но в ту же минуту откуда-то с крыши на подоконник прыгнул жирный хозяйский кот. Схватив голубя, животное торопливо и воровато поволокло его через комнату и открытую дверь вниз по лестнице, оставляя на полу полоску из пятен крови. Увидев кота с мёртвым голубем в зубах, Лотта вздрогнула, по губам её пробежала судорога отвращения.
— Почему ты не убрал его? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Не успел.
Навроцкий взял с постели револьвер, поставил его на предохранитель и, погладив Лотту по голове, склонился, чтобы поцеловать её. Она отвернулась к стене.
— У меня болит голова, — сказала она. — Я хочу побыть одна.
Навроцкий спустился вниз и спрятал «Веблей» в ящик комода.
Весь вечер Лотта провела у себя в комнате, ссылаясь на нездоровье. Разговаривать с Навроцким она отказалась, и единственное, что ему оставалось, — это ждать лучшей минуты.