Честь мундира. Записки полковника
Шрифт:
В тот момент мне показалось, что я трусливо прячусь за спиной Гартина.
– И мою фамилию запишите, – сказал я, назвав себя и свою должность.
Гартин уважительно взглянул на меня.
Через пару дней в газете «Аргументы и факты» вышла заметка под заголовком «Хреновые мы коммунисты», в которой упоминались наши фамилии и должности.
А вскоре в той же газете появилась заметка какого-то рьяного демократа, который предлагал немедленно арестовать «реакционных» офицеров ГлавПУра, – в длинном списке были и наши с Гартиным фамилии. Нас называли еще «выкормышами осиного коммунистического гнезда ГКЧП в армии».
А
На столе перед капитан-лейтенантом лежали помятые «Аргументы и факты».
– Вы действительно все это говорили корреспондентке? – спросил он нас.
– Так точно, – ответил Гартин, – там все сказано правильно. Эта девочка и слова не переврала. Мы действительно хреновые коммунисты, если позволили куче демагогов и шарлатанов от демократии совершить путч!
– Путч совершили эти пристарки из ГКЧП вместе с министром обороны, – зловеще отрезал капитан-лейтенант.
– Это был не путч, а последняя попытка спасти Союз, – мгновенно отрезал Гартин.
– С такими взглядами, товарррищ полковник, – наседал каплей, – вам в армии делать нечего. Вы вредный элемент. Вам вместе с Язовым надо лежать на нарах в Матросской тишине.
Тут уже и я не выдержал и вставил:
– Почел бы за честь!
– Тогда мы вам предоставим такую возможность, товарищи полковники! – с веселым злорадством откликнулся каплей, – вы свободны!
После того разговора мы с Гартиным ждали ареста или увольнения из армии. Но вместо этого приказом нового министра обороны маршала авиации Шапошникова были откомандированы в распоряжение начальника политуправления Московского военного округа. А там нам сказали, что «вакантных должностей нет». Шел месяц за месяцем, мы оставались за штатом и не получали денежного довольствия. Наш ГлавПУр на американский манер переименовали в управление по работе с личным составом, туда пришли новые «демократически настроенные» начальники, которые разговаривали с нами, как с заразными. Мы с Гартиным жили в подвешенном состоянии. Нас не увольняли, но и на службу не брали. В то время в доме, где жил Гартин, его соседом был уже успевший раскрутиться бизнесмен, – он торговал офисной мебелью. Узнав о тяжелом материально положении полковника, он предложил ему стать бригадиром сборщиков столов и стульев. Это, конечно, было большим унижением, но Гартин согласился – надо же было как-то жить. Правда, согласился Гартин при условии, что в новую бригаду возьмут и меня.
– Хорошо, – сказал бизнесмен, – а этот ваш друг отвертку в руках держать умеет?
– Если не умеет, – научим, – ответил Гартин. И они ударили по рукам. Жить стало веселее. В то время даже 150 долларов были для нас большими деньгами. А на дворе уже был май 1992-го. В середине месяца сотни две старших офицеров, таких же, как и мы с Гартиным заштатников, собрали в большом зале Минобороны. Перед нами выступил только что назначенный новый министр обороны России генерал армии Павел Грачев. Когда Гартин с места задал ему какой-то вопрос, Грачев узнал его и воскликнул:
– О, старый знакомый! Вы как здесь
Я целый час кругами ходил вокруг белого здания Минобороны на Арбате, ожидая Гартина. Он вышел из подъезда с таким выражением лица, словно выиграл миллион в лотерею. Мне не терпелось поскорее расспросить его о разговоре с министром. Мы прошли в сквер, где над высокими кустами цветущей сирени возвышался бронзовый бюст Фрунзе. Сели на скамейку, закурили. Там Гартин и признался мне, что Грачев предложил ему генеральскую должность в нашем бывшем ГлавПУре. Сказано это было таким пресным тоном, словно речь шла не о генеральском звании, а о покупке мешка картошки.
– Ну а ты, – ты что? Что ты ответил? – нетерпеливо спросил я Гартина. Он посмотрел на меня насмешливым взглядом и ответил:
– Я отказался.
– Ты что, с ума сошел?! – воскликнул я, – тебе что, в этой нашей бригаде по сборке мебели каждый день генеральский пост предлагают? Я не пойму тебя!
Гартин курил, поглядывая то на цветущую сирень, то на бронзового Фрунзе.
– Вот эти же самые слова – «я не пойму тебя», – мне и Грачев раза три сказал, – раздумчиво вымолвил Гартин и продолжил, – а я ответил… Я ответил… Мол, так и так… Спасибо за доверие, Пал Сергеич, но я не смогу руководить людьми, которые будут считать меня блатным… А для меня важнее не красные лампасы на штанах, не шитая звезда на погонах, а чистая совесть. Ну что я тебе детские вещи говорю! Легко получить должность по протекции… Но есть еще и моральное право командовать подчиненными. Так вот там, в ГлавПУре, такого права у меня больше нет.
Высказав мне все это, Гридин снова замолчал. Затем азартно продолжил:
– Нет, ну ты сам подумай… Что люди будут говорить обо мне? Что Гартин «на халяву» получил генеральскую должность из рук Грачева? Поймал за хвост синюю птицу на похоронах Союза?
После этих слов Гартин тоном матерого кадровика-мецената вдруг спросил меня:
– Ты в референты министра обороны пойдешь?
По тону этого его вопроса я понял, что он уже дал согласие служить в референтуре министра и брал меня с собой. Я согласился. Ну не собирать же мне на Арбате офисную мебель, ожидая еще неизвестно сколько решения моей военной судьбы!
Гартина вскоре назначили начальником группы референтов министра обороны России, а меня – его заместителем. Мы денно и нощно писали речи и доклады министра на совещаниях, коллегиях, сборах, конференциях.
Однажды Гартина срочно вызвали к Грачеву.
– Кажется, мы допустили какой-то ляп в тексте речи или статьи министра, – мрачным тоном высказал он догадку и ушел. Но оказалось, что причина вызова к министру была совсем иной. Офицеры контрразведки засекли сына Гартина на каком-то антипрезидентском митинге и просигналили «наверх».
– Петр Петрович, – сказал Гартину Грачев, – ты поговори с сыном, поработай с ним. Ты же политработник, так сказать, инженер человеческих душ! А то как-то нехорошо получается, – сын референта министра обороны – экстремист… На президента бочку катит. А если до Ельцина дойдет? Борис Николаевич меня не поймет. И я буду вынужден тебя уволить…
Судя по тому, что Гартин продолжал служить, его сын светиться на оппозиционных митингах вроде перестал. Но своих «экстремистских» убеждений Юрий не изменил, – я судил об этом во время наших встреч с ним на квартире Петра Петровича.