Честь мундира. Записки полковника
Шрифт:
Хрулев перебил Очерета:
– Да-да, а этот сучонок Мэлс с крысиными глазками еще и добавил: «Которая первую свою героическую победу добыла, расстреляв Верховный Совет в октябре 93-го года»… Я тогда еле сдержался, чтобы этому крысенку табло не помять.
Очерет продолжал:
– Ну, Петрович, конечно, был ошарашен таким поворотом беседы и попросил Мэлса сменить тему. Но тот продолжал гнуть свое.
Тут уже Юрий завелся:
– Отец, но разве Мэлс неправду говорит? Я тоже так думаю!
Гридин-старший с трудом нашелся, что ответить сыну:
– Да, я учил тебя и честным быть, и правду говорить. Но все это должно быть уместным.
Юрий огрызался:
– Быть честным и говорить правду всегда уместно. А разве неправда, что армия в 91-м не сумела спасти Союз? А советские офицеры поступили, как трусливые предатели? Разве это неправда?
Судя по детальному рассказу Хмелева и Очерета, дальнейшее течение беседы на даче было таким.
– Неправда, Юрий, неправда, – строго и решительно ответил сыну Петрович.
– Это ваше заблуждение, – поддержал Гартина-старшего Хрулев. – Вам, маладой челаэк, надо бы поосторожнее на поворотах!…
Очерет подкрепил Хмелева с фланга:
– Мы Советский Союз не предавали…
– Если бы вы, господа офицеры, не предали Советский Союз, то он и сегодня был бы жив, – злорадно воскликнул Мэлс.
Юрий тут же поддержал его:
– Да-да-да! Это правда, которую вы боитесь признать! И факт остается фактом – вы нарушили присягу! Вы отступили от своей клятвы!
У Гартина-старшего в ту минуту был такой вид, словно его хватил инфаркт, – он сидел за столом, закрыв глаза и не шевелясь. Хрулев и Очерет поглядывали на Юрия и Мэлса лютыми глазами Отелло, готовящегося задушить Дездемону.
– Товарищи, товарищи, давайте успокоимся, прошу вас, – тихо сказал Петр Петрович, – разговор наш очень серьезный. В таком разговоре нужны не эмоции, а факты. И Юрий, и Мэлс предъявляют нам самое страшное обвинение, которое можно предъявить офицерам – измена присяге.
– Да, именно так – измена присяге! – все так же темпераментно воскликнул Юрий. А Мэлс, с чавканьем грызущий алый шар редиски, поддержал его кивком головы. Хрулев при этом так сцепил зубы, что из его рта выпал кусок перегрызенной сигареты и он громко выплюнул фильтр. Очерет нервно постукивал вилкой по краю тарелки, выжидая момент, чтобы можно было вставить в разговор и свое слово.
Мэлс продолжал наседать:
– Если бы в августе 91-го вы повели бы себя, как китайские военные на площади Тяньаньмэнь, вас бы сегодня никто не упрекал изменой присяге! И Союз был бы жив!
Юрий азартно добавил:
– Эту пьяную толпу у Белого дома надо было душить, душить, душить танками, наматывать на траки кишки этой мрази! И тогда…
Хрулев перебил его и
– Маладой чэлаэк, а вы имеете хотя бы примитивное представление о том, для чего предназначена армия?
– Для защиты Родины, государства, страны, народа, – мгновенно нашелся Юрий.
– Защиты от кого? – тут же пальнул Очерет и въелся в Юрия колючим вопросительным взглядом.
Видимо, чувствуя скрытый смысл и подвох в вопросе Очерета, Юрий молчал. Молчал и Мэлс. Хмелев с любопытством ждал, что они ответят.
В эту минуту Петр Петрович встал и не по возрасту шустро мотнулся за дверь – в кабинет с библиотекой. Он вышел оттуда с какой-то старой книжкой, послюнявил палец, полистал страницы и громко объявил:
– Стоп-стоп-стоп, господа-товарищи! Прошу всех внимания!
В большой гостиной дачи стало тихо, лишь слышно было, как тикают старинные напольные часы.
– Прошу всех внимания! – еще раз объявил Гартин, – здесь у нас зашел разговор о том, для чего предназначена армия, от кого она должна защищать Отечество… А нас, офицеров, обвиняют в измене присяге… Так? Так! Ну тогда давайте послушаем вот это… Прошу тишины!
И Гартин торжественным голосом стал читать:
– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, соблюдать конституцию СССР и советские законы, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству.
Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа!»…
Закончив читать Присягу, Гартин пронзил величественным взглядом победителя Юрия и Мэлса.
– Ну и от каких вра-гов (он сделал на этом слове насмешливый акцент) должна была защищать Родину армия? Чьи кишки мы обязаны были наматывать на траки танков, а? Кого убивать? Я не видел вра-гов (снова тот же насмешливый акцент) у Белого дома… Там были наши же люди… И никто не отдавал нам приказа убивать их! Мы не давали клятву убивать своих людей!