Честное врачебное
Шрифт:
Мой автомобиль коротко пиликает сигналкой и я, схватившись за ручку резко распахиваю дверь.
Падаю на сиденье и, откинув голову назад глаза закрываю. Незакрытая дверь впускает прохладный, осенний воздух. Он медленно расползается по салону и немного трезвит.
За закрытыми глазами я покоя не нахожу, потому что там ожидаемо растерянные мажоркины глаза.
Заебись!
Скидываю с себя морок и приняв вертикальное положение, аккуратно закрываю дверь. Машина не виновата в моем душевном
Крепко обхватив руль вглядываюсь в зеркало заднего вида. Машина стоит.
И тут меня припечатывает догадкой.
Поворачиваю голову на бок трясу ею в неверии.
Взгляд рассеянно по салону блуждает.
« Не приехала же она сюда с ним…»?
Последняя капля разжигающей кислотой приземляется мне на сердце.
Догадка причиняет невыносимую боль и от этой гребаной боли и злости я давлю на педаль. Выворачиваю руль и моя машина с визгом срывается с места, оставляя фары черного форда наедине с моим бывшим счастьем.
Еду на скорости сам не знаю куда. Давно меня вот так не размазывали.
Вернее-никогда.
Понимаю — если бы не уехал, то вполне бы мог лишиться не только карьеры, но и свободы, потому что кулаки горят, скучая по смазливой мордашке мажоркиного парня.
Громкая музыка рвет колонки я не считаю нужным ее убавлять. Она по крайней мере хоть отвлекает меня.
Варианты куда ехать отметаются один за другим.
Мот недавно женился и у них с Леркой медовый месяц. Не думаю, что его жена на столько понимающая баба, что готова будет приятеля отпустить со мной в кабак.
Домой ехать-тоже плохой вариант.
Не хочу себя наедине с собой оставлять. Я в гневе очень плохим парнем бываю. Я себя не покалечу— нет. Но напиться могу— знатно.
Один вариант неспешно выползает из-за всех мелькавших «до» и осторожно машет мне.
«Нет» произношу в уме и головой трясу, словно наваждение пытаюсь скинуть.
Но вариант настойчиво лезет в центр сцены.
И неужели ничего другого мне сейчас не найти?
Понимаю, что он действительно единственный.
Блядь…
Громко выдохнув разворачиваюсь и сменив маршрут еду туда, где будут ждать всегда — в родительский дом.
******
— На тебе лица нет — мама ставит возле меня чай и вопросительно заглядывает мне в глаза.
На душе моей такая хрень, что чаем ее не заглушишь.
Поднимаю на маму усталый взгляд и выдавливаю из себя слова.
— Ева спит? — не хочу, что б мелкая видела меня таким подавленным.
Мама щурит глаза и кивает.
— Конечно спит, Вадь…
— А покрепче-то ничего не найдется? — на кружку с досадой киваю.
Мама застывает с чайником в руках. Вытянувшись в тугую струну рвано вдыхает.
— Вадим, расскажи немедленно, что случилось.
Ничего не отвечаю.
Мамин взгляд прожигает мой лоб. Устало качаю головой -все, как в детстве. Вот только сейчас признаваться не хочется не потому, что боюсь наказания, а потому что не хочу расстраивать.
— С Леськой поругались? — не сдается мама.
Я грустно смеюсь, потому, что в нашей ситуации это звучит уже глупо.
— С Олеськой, мам, мы разводимся…— даю расплывчатый ответ и все же отпиваю горячий чай, прекрасно понимая, что напитками покрепче меня здесь не угостят.
Чайник приземляется возле меня на столешницу, мама плюхается на высокий барный стул.
— Разводишься все-таки… и мне ничего не сказал об этом…-произносит потерянно и смотрит куда-то в пространство.
Молча киваю, подтверждая слова матери.
Вообще я стал редким гостем в этом доме. Как-то в начале наших с Олеськой отношений мы часто приезжали к родителям на дачу, а потом осели в быту и работе. С мамой я связь всегда поддерживал, а в последний месяц просто «выпал из чата».
— Мам, это не из-за Олеси… Я тут с Никой жить начал…— грустно хмыкаю, наблюдая за маминым лицом.
Мамины губы от удивления складываются буквой "о", глаза округляются так же.
— Сынок…Ты об кушетку треснулся? — мама говорит шепотом, что бы никого не разбудить.
В этом доме спать укладываются рано.
Я издаю грустный смешок и наблюдаю за чаинками в кружке.
— У нас конечно, большой город, но ты с ее отцом в одной сфере работаешь и в этой сфере он выше тебя на парочку голов. Он что вас благословил?
Мамино ворчание падает в пустоту, потому что оно уже бессмысленно. Вновь отпиваю чай и наконец-то даю маме ответ.
— С Олеськой на развод иду через три дня. Расходимся без претензий друг к другу. С Вероникой— плечами пожимаю и замираю.
Легкие наполняются горьким воздухом, который протяжно из меня выходит.
Устало потираю лицо ладонью, ненадолго оставляя ее на глазах.
Я устал!
День оказался блядски долгим и невыносимо сложным.
Убрав руку от лица бросаю на маму взгляд.
— Я спать, если ты не против.
Выхожу из кухни под тяжелое мамино молчание.
Не хотел делать ей больно, но проявил слабость. Рассказать о нас толком не смог и не заверил о том, что у меня все хорошо. Просто не получилось. Мне тяжело сидеть возле мамы и врать ей в глаза. Потому, что не хера у меня не хорошо.