Честное врачебное
Шрифт:
Десять этажей в этот раз кажутся безумно коротким промежутком. Мне не остается времени на то, что бы спасти себя от волнения, которое ушатом холодной воды выливается на меня, когда металлические створки лифта открываются перед моим носом.
Неуверенным шагом подхожу к двери и давлю на звонок.
Дверь открывается не сразу.
— Привет— сиплю, когда замок на двери щелкает и я проваливаюсь в бездну пронзительных голубых глаз.
Вадим пару секунд смотрит на меня потерянным взглядом, затем отступает на шаг, впуская меня в квартиру.
Я
Понимаю, что он не хочет со мной разговаривать но, видимо, как и я, противится чувствам не может.
Мгновение слежу за его движениями. Демин заталкивает руки в карманы, наклоняет голову на бок и языком проходится по нижней губе. Не отрывая при этом взгляда от моих глаз.
Я часто дышу, потому что в его глазах я вижу влажный блеск. Там разочарование вперемешку с горечью. Я просто не могу уцелеть от происходящего. В груди печет и одновременно ноет, словно у меня там свежий ожог. Мне хочется дотронуться до любимого мужчины. Зарыться холодными пальцами в его волосах и прижав к себе, в губы кричать, как безумно я его люблю и как сожалею, что не вышла к нему вчера.
— Вадим, я…— тяну к нему руки, что бы обнять, но он осторожно перехватывает их и опускает вниз.
Он не хочет, что бы я к нему прикасалась.
— Молчи! Умоляю, ни слова…
Снова долгий влажный взгляд в самое сердце. Рваный вдох. Отворачивается в сторону и прочистив горло выносит приговор.
— Собери пожалуйста свои вещи, я передал ключи риелтору. Продаю квартиру.
Слова звучат сухо, безэмоцианально. Словно и не было никогда между нами любви и безумной страсти, которая выбивала из нас пошлые стоны в этой самой квартире.
Я не могу выдавить из себя ни слова. Потому что больно. Потому, что слезы противно застилают глаза и делают меня беспомощной. А чертовы признания застряли в горле соленым комом и не дают выдохнуть.
Вадим хватает пальто с вешалки и обувается.
Я хочу кричать, как я сильно его люблю, но... не могу... От шока физически не могу произнести ни звука.
Демин больше не смотрит на меня. Бросает куда-то в пространство жестокое «Оставь ключи на тумбочке» и скрывается за дверью.
Я устало сползаю по стене и даю волю слезам.
Когда ехала сюда, я даже представить не могла масштаб разрушения.
Один неверный жест — и от нашей любви остались руины и жестокая фраза «оставь ключи на тумбочке»
Не помню, когда прихожу в себя и начинаю скидывать в чемодан то, что перевезла сюда всего лишь неделю назад.
Горько смеюсь, постепенно превращая смех в протяжный вой.
Возможно когда-нибудь я буду рассказывать своим внукам, что мой первый гражданский брак был самым коротким в истории. «Мы прожили с этим хирургом всего лишь неделю, а потом он улетел в Германию и больше я его никогда не видела»…
Может я даже назову нашу связь ошибкой, но вот только сейчас эти мысли катком проходятся по без того израненному
Потерянно хожу по квартире, выискивая свои вещи.
На сборы у меня уходит пятнадцать минут, но еще столько же я брожу по комнатам стараясь запомнить каждую мелочь. Здесь я прожила самое замечательное время и стала взрослой женщиной. Возможно в душе во мне еще живет ребенок, но физически я ею стала.
Эти комнаты видели очень многое…
Пошарив в карманах куртки достаю ключи и бросаю их на тумбочку.
Бреду к двери и врезаюсь в высокую фигуру.
Вадим вернулся.
Мы стоим так близко друг к другу, что я чувствую легкий аромат его туалетки перемешанный с сигаретным дымом и от этого мне не становится легче — наоборот. Во мне все внутри содрогается от безвыходности. Я не могу вот так уйти! Не могу позволить убить нашу любовь непониманием.
По лицу Демина вижу, что он не ожидал застать меня здесь. Он рассчитывал на то, что я уже ушла. Во взгляде его быстро меняются эмоции: сначала удивление, потом растерянность, затем вновь боль…
— Вадим, я очень тебя люблю… Дай все объяснить…— утыкаюсь в ворот пальто и выпаливаю скороговоркой. Потому, что боюсь, что перебьет… и он перебивает. Осторожно берет за предплечья и отстраняет меня от себя.
— Олеська, прекрати…Вчера надо было объяснять! — сухо, но с надрывом в голосе. На меня по-прежнему не смотрит, потому что отвернулся в сторону.
Его слова ставят жирную точку на всех моих попытках к примирению. Я ведь тоже не железная…
Два прошлых схлестнулись в жестокой битве и убивают настоящее, живое, то, что только начало зарождаться.
Замираю в деминских руках и дернувшись от холода, который пронзил мои внутренности, сквозь слезы жалобно пищу.
— Я Вероника…
Вадим не сразу понимает, о чем речь, поэтому поворачивается и наконец-то смотрит в мои заплаканные глаза.
— Что? — потерянный тон говорит о том, что он даже не понял, что только что назвал меня ее именем.
— Я не Олеся — шепчу и всхлипываю— я Вероника…
Подношу руку к глазам и делаю глубокий вдох.
Здесь когда-то все началось— здесь все закончится… Все логично.
Увожу руку от лица и в последний раз смотрю в глаза любимого мужчины. Вижу в них сожаление. Вадим не успевает среагировать, потому что я хватаю ручку чемодана и делаю решительный шаг к выходу.
Лифт не вызываю. Быстро спускаюсь по ступенькам на один этаж, держа в руке чемодан, и только там нажимаю на кнопку.
Держу слезы глубоко в себе и часто дышу, что бы не расплакаться.
Время теряет для меня всякий смысл, потому что дальше я не помню ничего…
Первые три дня проносятся словно запись на пленке. Привычные будни: завтрак в компании родителей, дежурные улыбки, что бы мама с папой не заподозрили, как паршиво у меня в душе и бесконечная болтовня с Дашкой о ее беременности.