Честное врачебное
Шрифт:
Закапываюсь в своих мыслях настолько глубоко, что не замечаю, как доезжаю до дома.
На кухне горит свет. Мама готовит ужин. Все, как всегда… Все, как детстве.
Папа мама и я.
По другому никогда не было.
И может уже не будет…
Я открываю дверь и нерешительно захожу в квартиру. Привычным движением сбрасываю с себя верхнюю одежду, мою руки и захожу на кухню.
Родительская беседа замолкает, они оборачиваются на шорох и с их лиц сползают улыбки.
Мое сердце
Они не рады…
Все против меня.
В этот момент я понимаю суидцидников. Потому что чувство вины настолько тяжелое, что хочется просто скинуться с моста и не смотреть больше в глаза полные отчуждения и осуждения.
Я пытаюсь дышать, но слезы обволакивают мое горло.
Ни одного слова не могу из себя выдавить, слабачка.
Первой сдается мама.
— Ну все, перестань. Садись за стол.
Я на слабых ногах плюхаюсь на свое место и глаза на папу поднимаю. Папа больше не притрагивается к еде, он оценивающим взглядом пробегается по моему заплаканному лицу. Закрыв глаза челюсть сводит и кулаки сжимает. Щека-то у меня ярче фонаря горит. Думает, что Демин меня обидел.
— Пап, Вадим тут не при чем. Наоборот. Я все испортила.
Мой голос звучит неестественно. Я стараюсь не реветь.
— Что с щекой? –роняет сухой вопрос.
Я нервно тереблю салфетку.
— С Дашей подралась.
На этих словах папины брови летят наверх. Откинувшись на спинку стула он сильнее впивается взглядом в растущий синяк.
— Господи! Что случилось у вас там? — осторожно спрашивает мама и подает мне воду с каплями. Похоже сегодня у меня будет передоз этих препаратов.
Мне становится жутко стыдно. Я выпиваю залпом стакан и отдышавшись начинаю свой рассказ. Смотрю в одну точку, не решаясь поднять глаза на родителей. Скороговоркой описываю все, что между нами произошло. Мой рассказ прерывали лишь остаточные всхлипы.
Папа молча встает со стула и выходит из кухни. Надеюсь, что он пошел курить, а не сворачивать Демину шею. Сейчас, когда я понимаю, что не все нити порваны мой организм выдает безумную усталость громким зевком.
Звук захлопнувшейся балконной двери заставляет вздрогнуть но вместе с тем приносит облегчение: папа ушел курить.
Мама убирает со стола.
— Можно я пойду отдыхать, мам — робко спрашиваю поймав ее кисть. — надеюсь моя комната до сих пор моя? — добавляю немного юмора, что бы разрядить обстановку.
Взгляд мамы теплеет.
— Да мы ее уже таджикам сдали так-то — пожимает плечами и выдает легкую улыбку. Соскакиваю с места и сжимаю маму в крепких объятиях. Мне снова хочется плакать.
Она ловит мою руку и пару раз хлопает по ней.
— Ты не против, если я их выгоню? Устала безумно…—
Мама тихо смеется, я целую ее в щеку и улыбнувшись исчезаю в проеме кухонной двери.
Усталость из меня вышибает очередной зевок.
Заваливаюсь к себе в комнату и с жадностью втягиваю «кукольный воздух». Здесь пахнет детством, безопасностью и папиной защитой. Мне нравится этот запах.
Быстро скинув с себя одежду и переодевшись в пижаму я сворачиваюсь клубком. Запрещаю себе думать о Демине и анализировать свои поступки. С кем с кем, а с совесть встречаться я сегодня точно не готова.
Дверь осторожно открывается впуская тонкую полоску света.
Отрываю голову от подушки и ловлю взглядом папу.
— Давай быстро поставим. — смущенно произносит и шприц мне показывает.
— Пап… — жалобно хнычу — может не будем. Знаешь же, как я боюсь уколов…
Папа располагается на моей кровати и взглядом мне показывает переворачиваться.
— Надо. Вон до сих пор всхлипываешь.
Я оголяю ягодицу и зажмурив глаза жду боли. Сердце замирает, когда влажная спиртовая салфетка вертикальными движениями проходится взад-вперед.
— Ммм…— короткое возмущение и я свободна.
Место укола неприятно щиплет и я от досады хнычу.
Слышу, как на тумбочку приземляется шприц.
Собираюсь перевернуться, но папины пальцы круговым движением проходятся по месту укола.
— У сороки боли, у вороны боли, у Никуши все заживи — до слез родной баритон забирается глубоко в сердце и я вновь всхлипываю. Резко разворачиваюсь на кровати и обнимаю папину шею.
Я тебя так люблю! — пищу ему в домашний свитер. — прости меня за все, пап…
Папа сглатывает и несколько секунд молчит, а потом я чувствую, как спину обвивает теплая рука.
— Я тебя тоже люблю…— папа произносит слова осторожно, словно священную клятву.
Я тяну счастливую улыбку, но оторвавшись от папы замечаю на его лице усталость вперемешку с обидой. Это вмиг гасит мое веселье.
— Папа, Вадим не сделал ничего плохого, правда. Он меня замуж хотел позвать…
Папа молча кивает. Затем целует меня в щеку и пожелав мне спокойной ночи выходит из комнаты.
Я знаю, он не простил Демина.
Его обида будет долгой. Потому что все папы болеют за своих дочерей. А мой сейчас такого додумает…
Комната окутывает меня тишиной. Приваливаюсь к спинке кровати стаскиваю с тумбочки телефон и проверяю сообщения.
Тишина.
Открываю список контактов, нахожу там нужные цифры и долго вглядываюсь в фотографию абонента.
— Спасибо тебе за все…— делаю глубокий вдох и удаляю номер.
Прощай, Тем…
Глава 31