Четверги мистера Дройда
Шрифт:
Дройд, вообще большой любитель женщин, быстро встал и, поклонившись ей, галантно произнес:
— Сударыня, прошу за мой столик.
— Благодарю вас.
И женщина, преследуемая гневными взглядами сержанта, села за столик Дройда.
— Ну? — улыбаясь, прошептал Хозе.
Но сержант оцепенел, он сидел, не сводя глаз с женщины, и только одни пальцы с заплывшими ногтями напряженно сгибались и разгибались.
— Ты проучи этого цилиндроида, — прошептал Хозе, — чтоб он забыл дорогу сюда, в единственно честное место во всем
— Я его сейчас распатр-р-роню, — наконец выговорил сержант, грузно поднимаясь с места.
Но как раз в этот момент лакей на столик перед ним поставил бутылку рома и два стакана.
— Это ты требовал? — вопросительно обернулся к Хозе сержант. — Ты смотри, без меня не пей.
— Я не требовал.
Перегнувшись через стол, лакей, обязательно показывая глазами на Дройда, доложил:
— Это они… Подай, говорит, этим симпатичным людям лучшего рома.
— Ах, так. А что ты, каналья, подал? Что? Это, по-твоему, лучший? — загорячился сержант.
— Виноват, это по ошибке, я сейчас.
И лакей, схватив бутылку, скрылся с нею в буфет.
Несколько глотков старого рома удивительно подействовали на сержанта, и в его взглядах, бросаемых на Дройда, не было и тени прежней злобы.
Через минуту они были за столиком Дройда. Дройд пил с ними, чокаясь с женщиной, говорил любезности сержанту и совсем подкупил его, обещав написать о его подвигах целую статью.
Он был весел, он предвкушал сенсацию от своего интервью с Корнелиусом Кроком.
Глава II
ПЬЯНЫЙ АВТОМОБИЛЬ
Сержант пил, как бочка, и перед ним Хозе, привыкший здорово пить, казался трезвенником. Дройд делал только вид, что пьет, но зато энергично заказывал напитки.
Как и всегда, вино привело Хозе в грустное настроение, и он вспомнил сцену ухода Аннабель. Сжалось сердце, и он почти почувствовал физическую боль от тоски по невозвратным дням.
«Пить, пить и пить, чтобы свалиться камнем, чтобы ничего не чувствовать, чтобы ничего не представлять, никаких картин, чтобы потушить ревность, чтобы не видать рук, быть может, обнимающих сейчас Аннабель», — скрипнул зубами Хозе и залпом выпил стаканчик рома.
— Гуляй, душа! — заревел сержант. — Пусть знают нас, Хозе, пусть. Сержант Гранро пьет. Ну и что же? Кто имеет против? — Сержант обвел всех пьяным взглядом. — Никто. Кто за?.. Все…
— И воздержавшихся нет, — добавила женщина.
— Пьем — и баста. Пей, Хозе, пей!
Стакан коктейля обжег горло, и по всему телу разлился огонь, ударил в мозг, и Хозе, стукнув кулаком по столу, испугав Дройда, вскочил.
Скрипят брамсели, реи, шканцы,
А капитан поет и пьет,
Команда пляшет. Смерть реве
Под звуки бешеного танца…
Вот-вот корабль ко дну пойдет,
Вот-вот корабль вода зальет… [3]
В
Даже сержант Гранро перестал пить и в такт ритмически раскачивался, тяжело уставившись на батарею бутылок.
Все в харчевне притихло.
3
Из стихотворения Л. Александренко.
Только на Дройда не подействовала песня: его душа была наглухо заперта в сейфе.
Что ему слова песни-вызова, проникнутые соленым ветром, что ритм, в котором чувствовались вздымающиеся волны бури?
Рослые матросы, сидевшие группой, спаянные океанскими штормами, задумались; их пальцы сжимались в кулаки, и они видели за словами ничего не значащей песни море голов, море рук, по которому, раскачиваемый волнами человеческих жизней, плыл корабль. Не их корабль, нет, корабль, бросивший якорь, корабль, оскорбляющий море разгулом, предсмертной пляской, перед концом, которого не отвратить, но который, быть может, можно еще задержать…
Хозе кончил и устало опустился за стол.
— Хорошая песня, — проворчал матрос, отвечая своим мыслям.
— Скоро будут другие, — тоже отвечая своим, проворчал другой.
А третий и четвертый ничего не сказали и только улыбнулись друг другу. Они не привыкли к песням, они знали дело.
— Ты душу вывернул, Хозе. Эх, жизнь… — начал сержант и не докончил затаенную мысль.
Даже под этим мундиром пропойцы когда-то билось молодое горячее сердце.
— Я хочу покататься. Можно?
Сержант Гранро далеким взглядом, еще не оторвавшимся от вызванных картин, взглянул на нее. Потом улыбнулся и, ущипнув ее за подбородок, уже весело проговорил:
— Конечно, можно, все можно. И тебе можно, Хозе, и вам, господин писака.
Хозе отрицательно покачал головой и занялся составлением коктейля, но Дройд, встрепенувшись, быстро-быстро заговорил, стараясь объяснить сержанту, что ему нужно в тюрьму, с преступником поговорить.
Сержант ничего не понял, но глубокомысленно кивал головой и, поймав знакомые слова, обрадовался:
— В тюрьму? Можно. Сделай одолжение. А тебе, Хозе, ничего не надо? Так поезжай с нами. Поедешь?
— Конечно. Что за вопрос?
Дройд торопливо расплачивался с лакеем. Мимолетное впечатление от песни рассеялось, и сержант Гранро снова был только сержантом, пьяным сержантом охраны тюремного замка. Обняв женщину, он, пошатнувшись, встал.
— Идем!
В харчевню влетел писарь в распахнутом мундире с пятью картами, которые так и остались в его руке раскрытым веером.
— Господин сержант, обход…