Четвертый Дюранго
Шрифт:
— Самая простая уловка обычно бывает самой лучшей, — сказал он. — Таковой, с помощью которой я в следующий понедельник, четвертого июля, как бы заманю сюда мистера Эдера и мистера Винса, будет игра в покер.
— Во всяком случае, так вы сообщите тем, кто хочет выложить миллион долларов за нас обоих, — уточнил Эдер.
— Верно.
— Во сколько начинается игра?
— В три дня.
— И что вы ему скажете — тому типу, что звонит вам?
— Вы имеете в виду процедуру обмена?
— Да.
— Ну первым
— Хорошо, — сказал Сид Форк.
— Также я подчеркну — и достаточно недвусмысленно, должен добавить — что ничего не произойдет, пока деньги не будут переданы, сосчитаны и положены в надежное место.
— Что с сейфом? — Форк спросил Винса.
— Дорр согласен оставить его открытым, чтобы Парвис запер в нем деньги.
— Значит, когда все будет покончено, Мерримен откроет его и вручит нам миллион?
Винс кивнул.
— Сдается мне, если с нами что-нибудь случится, старина Мерримен просто скажет: «Какие деньги?» — разве не так? — предположил Форк.
— До чего интересная мысль, шеф, — усмехнулся Эдер.
— Думаю, пока все это будет раскручиваться, — предложил Форк, — мы с Меррименом перекинемся в несколько партий в джинрами у меня дома — просто, чтобы убить время.
— Очень умно, — согласился Мансур.
— Давайте дальше, — предложил Эдер. — Мистер Мансур пересчитывает деньги и закрывает их в сейфе. И что потом?
— Потом я поворачиваюсь к лицу или к лицам, которые передали мне деньги, и вручаю им ключ от комнаты для игры в покер, где вроде бы ждете вы с мистером Винсом, проводя время за игрой.
— Вы собираетесь запереть нас в ней? — спросил Винс.
— Боюсь, что так — ради пущей правдоподобности.
В течение нескольких секунд никто не проронил ни слова, пока Б.Д. Хаскинс не спросила тихим голосом:
— И что произойдет потом, мистер Винс?
— Поживем — увидим.
В 12.09 воскресного утра, 2 июля, шеф полиции встал с постели мэра и натянул трусы, которые валялись на полу рядом с джинсами и белой рубашкой, что были на нем во время похорон Вояки Слоана.
— Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь принес? — спросил он у Б.Д. Хаскинс, которая лежала на спине, подтянув простыню до подбородка и уставившись в потолок.
— Может, стаканчик вина.
— «Зинфанделя»? — спросил он, застегивая молнию джинсов и пуговицы рубашки.
— Прекрасно, — согласилась мэр.
Форк предложил:
— Может, мне стоит остаться, Б.Д.?
Она отрицательно покачала головой.
— Мне нужно время подумать.
— О чем?
— Просто подумать.
— Я принесу вина.
Когда Сид вернулся с двумя стаканами «Зинфанделя», Хаскинс сидела, опираясь спиной об изголовье, позволив простыне сползти почти до пояса. Форк улыбнулся при виде ее голых грудей, которые, как он давно понял, обладали совершенной формой.
— Когда
— Кувшины, — сказала она, глядя на свои груди с видом, в котором была то ли отрешенность, то ли равнодушие. — Пожалуй, ты можешь их так называть, поскольку их главное предназначение — поить молоком малышей, которых у меня, скорее всего, никогда не будет.
— Это тебя беспокоит?
— Мне тридцать шесть. Еще четыре или пять лет и…
— Ты хочешь почувствовать себя замужней женщиной?
— Мне не обязательно выходить замуж, чтобы родить ребенка.
Форк допил вино, поставил стакан на столик у кровати и сказал:
— Разреши мне еще кое-что спросить у тебя, Б.Д.?
Она кивнула.
— Не крутится ли у тебя в голове мысль, что мы можем взять этот миллион и сделать Дюранго ручкой, пожелав ему удачи?
Она подняла на него глаза, которые — может из-за сумрака, стоявшего в комнате — обрели цвет пороха.
— Как раз об этом я и должна подумать.
В 12.49 того же самого воскресного вечера Вирджиния Трис, закрыв «Синий Орел», вернулась домой пораньше и обнаружила Джека Эдера на кухне у того же старого кухонного стола. Он как раз закончил сооружать два сандвича с ветчиной и сыром, когда она спросила:
— Вам в самом деле нравится готовить?
— Мне нравится есть, — сказал Эдер, раскладывая сандвичи на двух блюдах.
— Смотрится отлично.
— Молоко не помешает? — спросил он, открывая холодильник.
— Отлично.
Поставив молоко, Эдер сам присел к столу и, отхватив отменный кусок сандвича, стал с нескрываемым удовольствием жевать его. Поедая сандвич и запивая его молоком, она рассказала ему, что сегодня днем официантка в «Синем Орле» без предупреждения ушла с работы. Что поставило ее в безвыходное положение.
— Но вы справились? — спросил он.
— В Дюранго? Да через час после ее ухода ко мне прибежали пять девчонок проситься на ее работу. Каждой из них я сказала, что позвоню ей завтра — то есть, уже сегодня — и скажу «да» или «нет». Чтобы они не сидели у телефона, боясь пропустить звонок.
— Весьма достойное решение.
— Когда я сама была официанткой, то очень быстро выяснила, насколько тут не хватает благородства.
Она открыла маленькую коричневую кожаную сумочку, замялась, посмотрела на Эдера и спросила:
— Вы курите?
— Случалось.
— Не против, если я закурю?
— Отнюдь.
Она вынула пачку «Кэмела» с фильтром, и прикурила сигарету от зажигалки.
— После похорон вновь стала курить. Не притрагивалась к ним шестнадцать месяцев.
— Они как-то успокаивают.