Четвертый звонок
Шрифт:
Живем мы сейчас на краю мира, у реки. Тут нам удобно — воздух, природа, день тянется дольше, дети рядом, все близко, собаке, котам привольно. Весной — рай. Летом — приют для друзей, а для нас круглогодичная дача.
Мне, правда, очень жаль мамин черновицкий дом — новые хозяева выкрасили старинный австрийский особняк в ярко-морковный цвет. Чтобы его, наверное, лучше было видно из космоса. Лепнину, изгибистые ветви винограда, лица кариатид и атлантов, высокомерные и мудрые, фрагменты пухлых купидончиков, державших герб первого владельца этого дома, вензеля под крышей и уникальные
И вся улица — такая. Вся старинная, величественная когда-то, вечная улица, на которой жила история, улица, где хранилось много восхитительных, амурных или пугающих тайн, место романтических встреч и прогулок, где велись разговоры, умные, неспешные, где читались стихи, где каждый особняк окружен был густыми кустами сирени, а балконы заросли диким виноградом, а из окон лилась музыка, теперь — опозорена. Обесчещенные, когда-то царственные, величественные особняки, обитые сегодня пластиком, обвешанные целлулоидом, стоят посрамленные, как благородные респектабельные старики, которых заставили нацепить картонные, лихие, ярко и небрежно раскрашенные клоунские маски и синтетические дешевые легкомысленные банты.
Кто?! Кто позволил? Кто разрешил эту вакханалию?! Кто подпись поставил свою размашистую и неразборчивую с крендельками и росчерками?!
Все можно. Прикарманили, подкупили, снесли, возвели, возглавили и живут. И никакой Оксфорд, Болонья, Москва или Санкт-Петербург во лбу не поможет такое пережить, этого избежать.
Но мы живем теперь отдельно.
Наш дачный квартал называют Сосновым Бором. Не потому, что здесь растут сосны. К сожалению, они здесь не растут. А потому, что квартал строила компания «Борис Соснов».
А если строила его компания «Борис Соснов» и руководил строительством Соснов Борис, как еще должен называться наш квартал?
Да. Так вот. Сегодня, в сентябре, в день осеннего равноденствия, 23 числа, в 9.00 я пришла к маме и села к компьютеру за работу. Я всегда работаю в своей бывшей детской у мамы. Там мне поначалу было спокойно. Но все мое семейство стало потихоньку мигрировать за мной: муж, дети, кошки… Иногда забегает лайка Амур.
Мои друзья называют меня «начальник паники». Я, даже когда работаю, все время прислушиваюсь, что там происходит за границами моей комнаты. Не люблю, когда привычные шумы из кухни, из комнат вдруг стихают:
— Мам?
No answer. (Это наше любимое выражение из «Тома Сойера». Из отрывка, когда тетушка Полли зовет своего шкодливого изобретательного и обаятельного племянника:
‘Tom!’
No answer.
‘Tom!’
No answer.
‘What’s gone with that boy, I wonder? You Tom!’ The old lady pulled her spectacles down and looked over them about the room…)
Вот так и я.
— Мам?
No answer.
— Мам!
No answer.
— Почему
Мама вдруг тихонько открывает дверь в мою комнату и подробно рассказывает, кто куда ушел: Скрябин ушла в спальню, Розовое Ухо ушла на кухню, дочка Линочка ушла в ванную, а мой муж просто ушел. Он не докладывается. Судя по форме одежды и удочкам — на рыбалку.
Мама мило улыбается, тихо закрывает двери.
Резкий, испуганный крик «Вяаааааар!!!», визг, ойканье…
— Что?! Что случилось?! Мам!
No answer.
— Маам?!
No answer.
Тихо-тихо. Ни шороха. Схватываюсь из-за компьютера…
Выскакиваю в коридор. Кряхтенье. Шорох. Топоток. Мимо меня промчалась Скрябин. Следом за ней, нежно воркуя, проносится мама.
— Да что случилось там у вас?!
Мамин голос, уже из другой комнаты, виновато:
— Наступила Скрябин на лапу. Она обиделась.
Грохот из ванной, сдавленный «Вйяяяррр», всплеск, мокрый шлепок, тишина.
Наша кошка Скрябин удочерила подобрыша — жалкого полуслепого котенка, которого мы дружно назвали Розовое Ухо.
Доктор Серафим вручил нам паспорт Розового Уха и торжественно объявил:
— Поздравляю. Розовое Ухо — барышня. Надеюсь, никто не разочарован.
И красноречиво посмотрел на маму.
— Никто, — ответили мы все: мама и остальные люди, а также коты, собака, кролик и попугай — хором.
Кошка Розовое Ухо растет. Сначала она была чистый гоблин. Узкое худое лицо — глаза на нем не помещались, уши — гигантские, уши, на которых легко можно летать. Как-то в сильный ветер кошка РУ на непослушных тонких лапах поковыляла на открытый балкон, но ветер надул ее уши-паруса так, что кошку РУ перевернуло и занесло обратно в комнату. Она лакает кефир с кошачьими витаминами. Ей нравится. Она лакает и ворчит, лакает и бормочет что-то, покачивая устало головой, лакает, лакает, лакааа… лака… ла… Бумц! — мордочка в миске. Спит.
Кошка РУ познает мир, пробует все на зуб и на коготь, сует свой розовый нос во все углы, ведет раскопки, верней, закопки в лотке. Закапывает серьезно, ответственно, насупившись, под наблюдением кошки Скрябин. Скряба, тщательно вылизав кошку РУ, обучает падчерицу всему, что должна знать порядочная кошка из хорошей семьи.
Вот, судя по мелодичному мурлыканью и строгому фырканью, кошка Скрябин вылизывает рожу кошке РУ — та только что пробовала клубнику. А может, они начали учить ноты?.. Пора уж.
Днем они отсыпаются. Розовое Ухо валяется, где и как сон застанет: то так, то эдак, раскидав лапы, уши и хвост. Скрябин собранно, компактно. Правда, уже во сне из-за жары может растянуться вдоль. Но как-то очень спортивно, экономно.
Зато ночь — это их время. Только темнеет и на небо вплывает човнык желтого месяца, эти две медленно встают, иногда радостно и опасно скалясь на полную луну, и всю ночь по дому: туб-ту-ту-ту-туб! А если повезет, то и прыжки сверху: ты-дыщ! Ты-дыщ!