Четыре четверти: учебное пособие
Шрифт:
Первое сентября – это рубеж, разделяющий два мира, портал, соединяющий два измерения. Только что было лето, а ты был стрекозой. Бац! И ты – рабочий муравей, обреченный целый трудовой год перетаскивать неподъемный груз знаний. Так вот «бац» – это и есть Первое сентября. После его наступления ждут последнего звонка, как ждут восхода Солнца после долгой полярной ночи. Но вот отзвенел последний звонок, и уже через месяц вы с ужасом и нетерпением начинаете ждать Первого сентября.
Только в этот удивительный день загорелые ученики искренне рады увидеть не только своих друзей, но
Первое сентября – день великого перемирия и братания. Уже завтра кто-то в сердцах скажет: «Пропади она пропадом, эта дурацкая школа! Скорей бы каникулы!». Но это будет завтра, а сегодня все искренне рады. Двоечник, занимавшийся летом ненавистной ему алгеброй, трогательно дарит учителю математики цветы. Математик, тихо ненавидевший этого двоечника за его непонятливость и проклинающий себя за излишнюю принципиальность, сегодня увидел в своем летнем мучителе простого ребенка и сам удивился этому открытию.
Первое сентября – день, который навсегда поселится в глубинах памяти испуганных и нарядных первоклассников. С этого дня их начнут готовить к жизни, а она, жизнь, уже началась, сегодня – первого сентября!
Первое сентября – день, когда общество вспоминает, что, кроме войн, кризисов и выборов, у него есть дети.
Первое сентября – день, когда преуспевающий бизнесмен, бывший учитель, наливает стакан водки и выпивает залпом, чтобы заглушить какую-то тоску и ощущение неполноты своего бытия.
Но я пока еще не учитель, для меня сегодня – просто вторник, рабочий день.
Народ толкался у главных дверей школы. Учителя броуновскими частицами хаотично перемещались среди учеников, разукрашенных цветами, бантами и воздушными шариками. На лестнице появился директор. Разноцветная орда выжидательно уставилась на него.
– На стадион! – выкрикнул директор и энергично вытянул руку, показывая вектор требуемого перемещения. Масса запузырилась и постепенно, преодолевая инерционность, начала набирать ход. На подходах к стадиону это уже была неуправляемая лавина.
На стадионе, посреди поля одиноко и беспечно стоял мужичок со свистком на шее и докуривал сигаретку. Он был непразднично одет в старый спортивный костюм советского покроя с вытянутыми коленями. Орда, размахивая портфелями и цветами, устремилась на него. Воздушные шарики, подобно воинским штандартам, реяли над армией школяров. Учитель физкультуры (а это был он) затушил сигарету пальцем, спрятал окурок в карман и повернулся лицом к смерти.
– Как же он справится? – мелькнула мысль.
Но он справился. Школьная масса, как вода об утес, разбилась об Илью Муромца и через некоторое время из дикой монгольской орды превратилась в стройные римские легионы, поставленные в соответствии со стратегическим планом, утвержденным на педсовете. В середину вышел директор. Торжественная линейка началась.
Прошла она по-деревенски просто, наивно,
В лучших традициях советского времени выступил председатель сельского совета. Он поблагодарил президента за счастливое детство, вспомнил свою трудную юность и неоригинально пожелал всем успехов в учебе.
Директор отметил быстротечность времени и оригинально пожелал всем почему-то здоровья.
Председатель совхоза кратко рассказал об успехах своего умирающего предприятия и выразил надежду, что дальше будет еще лучше.
Затем учительница вытолкала вперед первоклассников с квадратными от впечатлений глазами. Они прочитали стишки о школе и при этом так старались, что порой забывали дышать. Родительницы и бабушки на заднем плане промакнули платочки.
Потом вперед выдвинулись длинноногие дивы и хмурые молодые люди из 11-го класса. Они уныло пробубнили свои слова, но, в отличие от первоклассников, часто забывали текст и бессовестно подсматривали в бумажки.
Затем строй сломался, ученики побежали дарить цветы своим учителям. Ко мне подбежала конопатая девушка и вручила гладиолусы, очень похожие на те, которые я оставил на дороге под знаком.
– Это мне? – удивился я.
– Да.
– За что?
– Да ни за что! – непосредственно ответила девица. – Маргарита Ивановна приказала.
Когда вручение закончилось, вышел молодой человек в черном костюме. На плече он держал первоклассницу с огромными белыми бантами, в ослепительно белом фартуке. Должен признать, что это было очень красиво. В руке ее искренне, без пафоса запел школьный колокольчик. Казалось, звук поднимается в небеса. И только тогда, когда этот звук до предела насыщается синевой чистого и свежего лесного воздуха, он возвращается к нам обратно.
Это был Первый Звонок. Мой Первый Звонок.
– Вот тебе, Алексей Петрович – учитель физики, и первый годик пошел! – подумалось мне перед дверями с надписью «Кабинет физики».
– С днем рождения! – вслух поздравил я себя, толкнул дверь и вступил в класс.
Народ приветствовал меня вставанием.
– Здравствуйте, садитесь, – произнес я.
Народ сел, гремя стульями. Наверное, это была единственная фраза за урок, которую услышали все учащиеся.
Нет, сначала, безусловно, установилась тишина. Единая, неразличимая масса выжидательно и изучающе уставилась на меня множеством глаз. И тут я допустил первую и фатальную для первого урока ошибку – я начал называть фамилии детей по списку журнала, чтобы отметить отсутствующих. В общем, шоу началось.
– Дымкова Таня.
Общий легкий смех.
– Я не Дымкова, а Дымкова.
– Хорошо. Дымкова.
– Я!
– Понял. Заматова.
Смех усиливается.
Недовольный голос: – Я не Заматова, а Заманова.
– Извините. Заманова.
– А чо вы фамильничаете? Я – Галя.
– Хорошо, буду знать. Заманова Галя.
– Нет меня. Ушла я.
Гоготанье.
– Кожин!
– Кто-то услужливо подсказывает: – Вообще-то его зовут Будильник! – Взрыв смеха.
– За Будильника ответишь! – злобно кричит какой-то толстенький парень, действительно похожий на будильник.