Четыре месяца темноты
Шрифт:
Дверь скрипнула, и он вошел в темноту. В квартире было тепло.
«Тепло. Мне просто нужно было в тепло».
– Андрюша пришел ко мне! Вот радость!
Он обманул всех. Даже своего ангела.
Зрение у старушки было хорошим, но даже она не могла увидеть в сумраке, как густо юноша покраснел.
Фаина
Все костюмы казались ей совершенно не подходящими. Сердце чувствовало незнакомый прежде праздник: надеть черное или бежевое казалось
Фаина Рудольфовна долго стояла у шкафа. Она с трудом дотянулась до дальней вешалки и потрогала пальцами летний сарафан. Внутри он был словно подорожник, согретый солнцем, а снаружи – шероховатый, как листья лопуха.
Летом. Главное случится только летом. Что с того, что ей хочется лета уже сейчас? Вторую неделю идет дождь. Над городом повисло пуховое закопченное одеяло. Под ним хочется только одного – спать.
Но у нее теперь большая радость: уже смирившись с тем, что остаток жизни они с мужем проведут вдвоем, гуляя с собакой, читая книги и попивая чай с зефиром по вечерам, она узнала, что на свет должен появиться новый человек.
«А я уж думала, что к старости сменю Маргариту Генриховну на ее месте мировой матушки».
Вместе с ощущением праздника пришла легкая томность и лень, которой Фаина не помнила с юных лет. Вся ее жизнь была выполнением домашних заданий, начиная со школьной скамьи и заканчивая последним местом работы. А теперь ее волновало только лето и долгие холодные месяцы, которые предстояло пережить.
Ее окликнул муж, и она отдернула руку от платья.
Большой, в теплом пальто, с тяжелым портфелем, он наклонился к ней, чтобы обнять, и она почувствовала его шершавую щеку на своей шее.
– Не побрился?
– Не успел что-то, – он небрежно махнул рукой, и над носом-картошкой блеснули игривые глаза.
– Пошел. Пока.
Он положил широкую ладонь ей на живот.
– И тебе пока.
«Я больше не могу терпеть детей», – призналась она ему как-то бессонной ночью, когда в очередной раз ученики облили чем-то сладким, вроде сока, ее учительский стол.
«Подожди, – шептал он, гладя ее выцветшие волосы своей большой сильной ладонью, – свои дети – это совсем по-другому».
В тот день, когда она узнала, что беременна, щелкнул какой-то включатель, и Фаина поняла, что муж был прав.
Она вернулась к зеркалу. Сарафан и что-нибудь яркое сверху. Ее бледное лицо покрыл румянец.
«Если до лета еще далеко – летом буду я».
– Так у нас, оказывается, новенький? – Фаина Рудольфовна встала со своего места и посмотрела в дальний угол.
Дети хором засмеялись.
– А что тут смешного?
– Он не новенький. Он тут с сентября, Фаина Рудольфовна, – странным голосом сказал Емеля Колбасов.
– Не выдумывайте!
– Мы не выдумываем. Вы, наверное, просто не замечали
– Как зовут?
– Кеша, – крикнул кто-то из класса.
– А почему сам не отвечаешь? – серьезно спросила Фаина новенького.
На нее смотрели необыкновенные зеленые глаза, чистые, как изумруд. Казалось, они видят всю ее душу.
– Он что, теперь всегда будет с нами ходить на уроки? – спросила курносая девочка с первой парты, давясь от смеха.
– Да, всегда. А почему вас это так удивляет и смешит? Разве у вас впервые меняется состав класса?
– Но он же птица! – угрюмо крикнул губастый мальчик со сросшимися бровями.
– Что? Какая птица?
Фаина Рудольфовна растерянно посмотрела перед собой. Да, в клетке, за новеньким, действительно находилась птица. Там жил волнистый попугайчик. Но новенький-то сидел перед клеткой на последней парте: зеленые проницательные глаза, каштановые взъерошенные волосы, белая выглаженная рубашка, даже слишком белая – слепящая белизной.
– Так кто из вас Кеша?
На этот раз дети озадаченно переглянулись. Колбасов стал нервно ковырять карандашом ластик. Курносая девочка открыла рот. Учительница заметила их реакцию и смутилась.
«Что я говорю не так? Ведь очевидно, что я спрашиваю про мальчика. А они, почему они упорствуют? Это было бы слишком глупой и продолжительной шуткой, даже для шестиклассников!»
Школьники начали перешептываться. В их взглядах появилось сомнение в ее вменяемости. Гул нарастал.
– Все в порядке. Меня просто тоже зовут Кеша, – спокойно сказал новенький, и она услышала его, несмотря на шум.
Фаина Рудольфовна бросила на него испытующий взгляд и медленно села.
– Ой, ребята, у меня сегодня голова идет кругом.
Она почувствовала, как лоб покрыла холодная роса. Кажется, в школе включили отопление…
Фаина услышала свой усталый голос, как будто чужой. Губы сами говорили, что нужно:
– Сегодня мы пишем эссе по обществознанию, тема на доске!
«Что я готов сделать для общества, в котором живу?»
– Объем – одна страница. Постарайтесь отвечать развернуто…
– А давайте лучше на следующем!
Фаина ничего не ответила, лишь хлопнула о стол стопкой тетрадей. Заскрипели ручки. То и дело кто-нибудь покашливал или сморкался. Через минуту учительница подняла голову и посмотрела на новичка. Он сидел приосанившись, как сфинкс, и держал руки перед собой на парте ладонями вниз. Мальчик глядел прямо на нее.
– Пиши, Кеша.
Кто-то издал смешок.
В дверь постучали. Это была Ергольцева из девятого:
– Фаина Рудольфовна, у вас наш журнал?