Четыре месяца темноты
Шрифт:
– Ах, да…
– Мне надо на физру отдать.
– Да-да. Бери, конечно.
– Угу.
Время текло мучительно долго за проверкой работ. Чем ближе к звонку, тем чаще ее отрывали от дела. Наконец на столе возникла новая стопа.
– Емеля, смотри в свою работу. Настя, не сутулься.
Фаина отодвинула в сторону проверенную стопку тетрадей и положила рядом новую.
– Все сдали работы?
В ответ на ее слова раздался нестройный шум голосов и зазвенел звонок.
Дети
Фаина Рудольфовна подняла глаза и вздрогнула – новенький так и сидел на месте в своей белоснежной рубашке.
– Ты сдал работу?
Он отрицательно покачал головой. Потом встал и, заложив руки в карманы, подошел к учительскому столу. Изумрудные глаза светились тихим светом.
«Мелкий пижон», – подумала она, глядя на искрящуюся ткань рубашки.
Фаина Рудольфовна не терпела, когда ее испытывают:
– Я не знаю, из какой ты школы, дружок, но у нас так не поступают. Ученик выполняет задание и сдает работу мне в руки в письменном виде.
– Мы ведь пишем затем, чтобы поразмыслить над своим будущим?
Учительница с нарастающим раздражением кивнула.
– Я в этом не нуждаюсь, – самоуверенно заключил парень, – мне известно, что я сделаю для народа, среди которого живу.
– Серьезно? Значит, всем остальным неизвестно, а тебе известно?!
– Не сердитесь. Вы успокоитесь, когда я скажу, что именно сделаю для людей.
Слова мальчика подействовали на Фаину обратным образом – она почувствовала, что начинает закипать.
Ей стало душно. Резким движением учительница открыла окно.
– И что же ты сделаешь… для общества?
Горячий воздух струился в открытую щель, мальчик в белой рубашке и предметы вокруг него переливались, искажаясь в прозрачных волнах.
«С ума можно сойти – топить так сильно! Мы же тут не железо плавим!»
– Я стану пророком и буду говорить людям, как поступит с ними Бог, – заявил малец.
Фаину передернуло: «Хорошо родители обработали! А может, удачная воскресная школа… Теперь нужно следить за языком». Она все же не сдержалась и сказала:
– Мощно. А откуда ты знаешь, что не будешь говорить отсебятину? С чего ты взял, что все это не твои выдумки?
– Оттуда же, откуда знаю, что буду пророком. Это не такая уж завидная участь. Идти туда, куда не хочешь, выполнять чужие задания…
Она выдвинула верхний ящик и протерла бумажной салфеткой мокрый лоб, затем открыла журнал и нашла фамилию нового ученика. Фаина постучала ручкой по столу и процедила сквозь зубы:
– Я сама предскажу кое-что тебе и твоим родителям: в следующий раз ты получишь еще одну двойку, если не выполнишь мое задание.
Она подняла глаза – перед ней струился только горячий воздух, покидавший опустевший душный кабинет.
Фаина повернула голову на скрип и увидела, как медленно закрывается дверь в класс. Ей показалось, что в щели мелькнуло что-то белое. Ей действительно это показалось?
Роман Штыгин
Ергольцева в спортивных штанах и майке бежит по лестнице вниз. Как же удобно без этой нелепой школьной формы! В руке журнал, найденный у Фаины в кабинете. Она наслаждается тем священным мигом, когда она «как бы не на уроке, но по уважительной причине». Она еще минут пять стоит у спортзала и смотрит оценки по информатике.
«Построились!» – слышится суровый мужской баритон. Ергольцева выплевывает жвачку и вбегает в зал.
Обычно первый крик раздается из спортивной кладовой. Если ко второму все еще не построены, то бегать и отжиматься придется в два раза дольше; зная об этом, ученики образуют плотный ряд.
– Тихо-тихо, идет. Сделай серьезное лицо.
– Говорю тебе, он потерял руку в бою. Ему лимонкой оторвало.
– Что ты несешь! Он бился с афганцем в рукопашке. Мне Глеб из одиннадцатого рассказал.
– Замолкните! Он услышит. Это все ерунда, Роман Андреич на заводе работал с пилой.
– Капитан Крюк.
– Круто. Он как киборг.
– Спроси, спроси у него!
– Отвянь. Да не толкайся, задрал!
– Болотов, Кочергин, разговорчики! Ян, почему в джинсах? Куницин, встань в строй! – Учитель физкультуры медленно проходит мимо, щедро рассыпая приветствия.
– Меня Болотов выталкивает, Роман Андреич. Отвянь, тебе говорю, тупица!
Штыгин придерживает журнал здоровой рукой и внимательно проверяет присутствующих по списку. Краем глаза он следит за великолепной четверкой, которая обычно передвигается по школе, как снежный ком. Неизменная компания мушкетеров, которые вместо того, чтобы драться с гвардейцами, весь день мутузят друг друга, обмениваясь пинками, подзатыльниками и тычками, засовывая за шиворот бумажки, связывая шнурки от разных ботинок, разрисовывая чужие затылки и плюясь водой. Больше всех обычно достается Куницину, однажды у него даже пошла носом кровь из-за того, что на ледяной горке ему «кто-то сел на лицо».
Учитель физкультуры понимал, что они опять обсуждают его руку, поэтому не слишком останавливал их – пошепчутся и успокоятся.
– Ого!
– Что ты?
– Ну, у него и бицепс на другой, здоровой…
– Ну и что… у моего бати больше будет.
«Эти еще ничего, – думал Штыгин, – как щенята: тело выросло, а остальное…»
Он тревожно посмотрел в сторону раздевалок.
– Кто еще не вышел?
Он сверился со списком. Ну конечно, не хватает только демонов. Вот кого следует опасаться!