Четыре оклика судьбы
Шрифт:
С тех пор Нина к нехорошей соседке в гости ни ногой.
Весной Капитолина с мужем все пространство двора, заросшее травой до «удобств», вкупе с тропинками и лопухами, перекопали, навозом удобрили, забором обнесли, свой огород посадили. А чего не посадить? Земля во дворе ничейная. Кто первый взял, тот и в дамках.
Потом старый дом с пятью квартирами, населенными, кроме людей, живучими, вездесущими тараканами, по плану дождался ремонта. Жильцов расселили в новенькие сараи. Летом в них спать было одно удовольствие Правда, все слышно было, что делается у соседей. Наскоро сколоченные дощатые перегородки с огромными щелями секретов
Пианино отъехало в соседний дом, а когда холода достали до самых костей – семья Нины тоже попросилась на постой в соседний дом, чтобы Нина могла заниматься на фортепиано.
Прошла зима. Вихровы выиграли от ремонта. Во-первых: по их просьбе строители достроили к дому веранду, во-вторых: из кухни исчезла огромная русская печь, за счет чего у родителей появилась маленькая спаленка.
Видимо, из-за улучшения жизненных условий, у Михаила Вихрова, проявилось желание украсить спальню чем-то стоящим, непреходящим. Например, каким-нибудь произведением искусства. Хорошо бы копией Рембрандта. У него были кисти и масляные краски, но пораздумав немного, сам он на сей подвиг не решился, а поручил это важное дело местному художнику, который рисовал афиши к новым кинокартинам.
Художник изобразил «Данаю» на фанерном листе во всю стену. Отец гордо водрузил художество напротив кровати. Мать, оглядев темный пушок сокровенного треугольника, выпуклый живот и прижатую рукой на подушке левую грудь бесстыдницы, схватилась за голову:
– Ты что, Михаил, спятил? Чистое безобразие! У нас же дети! Им-то, зачем смотреть на эту голую тетку? Убирай, куда хочешь эту «живопись», чтобы я ее больше не видела!
– Маруся, я же деньги заплатил!
– Ничего не знаю, убирай!
Так «Даная» и нашла свое пристанище в сарае, где долгие годы обитала, повернутая неприличными местами к стенке. О мировой классической живописи Мария Ивановна имела смутное представление. Ей больше нравились Левитан да Шишкин.
Нина потом поняла, что отец был большой романтик, а мать обладала практическим умом и крепко держала дом, направляя его твердой рукой. Это она купила фотоаппарат, предложив отцу ездить по деревням, снимать сельских жителей, поскольку никаких фотоателье в глуши уральских деревень и в помине не было. По воскресеньям отец, где на попутках, летом на велосипеде объезжал окрестные селения, фотографировал колхозников. А по ночам проявлял пленки. За фотографии брал по рублю старыми деньгами. Десять фотографий – десять рублей. Иногда за воскресенье рублей пятьдесят выручал. Так в доме появилась радиола, а потом и мотоцикл.
Мария Ивановна поддерживала нужные связи. Из Выборга от ее приятельницы, жены офицера, регулярно приходили длинные, подробные письма, полные жалоб на скучную жизнь. Звали приятельницу Лидия, в уральском городке у нее жил престарелый отец, и Лидия приезжала на лето навестить старика. Нина помнила, что по моде тех лет, подруги шили одинаковые платья, потом выгуливали их в городском парке, где каждый выходной на танцплощадке играл духовой оркестр и счастливые советские люди танцевали, вальс, краковяк и польку-бабочку.
Летом в городе было абсолютно нечего делать. Ну, поиграешь с подружкой в классики, ну, сбегаешь на речку искупаться
Мария Ивановна, когда шла выгуливать в парк новое платье, брала Нину и Виталика с собой. Отец фотографировал их у фонтана, у яркой клумбы с цветами и фотографии в хронологическом порядке ложились в семейный альбом. Счастливая семья!
Из Выборга приезжала Лидия, и тогда было не до детей! Мать рассматривала привезенные для продажи вещи, приценивалась, договаривалась, и на старом диване появлялось плюшевое покрывало – «дивандек». Так Лидия его называла.
Тем летом Мария Ивановна добилась путевки в санаторий. Именно добилась! Попасть на курорт с санаторным лечением было не просто. Желающих тьма, путевок – раз, два и обчёлся! Отца выбрали председателем завкома, он ездил курировать пионерские лагеря. Нина томилась от скуки. А больше всего от обязательного полива огурцов, воду для которых надо было приносить с колонки. Отец предложил Нине съездить вместе с ним на выходные в пионерский лагерь. Она обрадовалась. Хоть какое-то разнообразие!
– Только с нами тетя Лида поедет, – сообщил он.
В заводском пионерлагере Нина отдыхала не раз. Сначала в самом младшем отряде, потом следующим летом. И последний раз, когда перешла в третий класс. Тогда она чуть не утонула в походе, где им разрешили купаться в непроверенном водоеме. Водоем был искусственный, глубокий, с вышкой для прыжков в воду. Запылившихся от долгой дороги детей раздели и загнали в воду. Предупредили: дальше метра от берега не отходить – там сразу обрыв начинался. Подружка, дурачась, толкнула Нину. Нина потеряла под ногами опору, а плавать – не умела! Сообразить, что надо лечь и барахтаться к берегу, от страха не смогла. Стояла столбиком в воде, то погружаясь с головой, то выныривая, как поплавок, успевая глотнуть воздуха. Ее затягивало под деревянный настил, ведущий к вышке. С берега что-то кричали вожатые, но в воду не бросались, наверно сами плавать не умели! Счастье, что на вышке в это время оказался какой-то парень. Он сиганул с помоста вниз, в два гребка достиг Нины и вытащил ее на берег. После этого случая родители Нину в лагерь не отправляли.
Поехать с отцом и тетей Лидой было безопасно.
Отца встретили в пионерлагере с почетом, Поместили в маленький домик для приезжих. Тетю Лиду – рядом. А Нину отправили ночевать в какой-то отряд, где были свободные койки. На вечерней линейке отец произносил речь. Потом зажгли костер и все пели вокруг костра песни. Утром после завтрака Нина решила навестить отца. Нарвав полевых цветов, она, сама не зная почему, тихонько подкралась к приоткрытой двери и уже хотела напугать его криком чудища, чтобы потом вместе посмеяться, но застыла в дверях, не веря своим глазам. Отец и тетя Лида целовались.
Нина повернула обратно и уже специально громко топая, подошла к двери. Лицо ее выражало глубокое несчастье.
– У тебя все в порядке? – спросил отец.
– В порядке, – буркнула Нина.
Но отец понял, что Нина застала их. По приезду домой он несколько раз подходил к ней, заглядывал в глаза и ждал, что она расплачется, разговорится, а он утешит ее, скажет, что все это шутка. Но Нина отворачивалась и молчала. На следующий день у нее от стресса пропал голос. Тут уж и отец и дочь в едином порыве отправились к отоларингологу. Когда из санатория вернулась мать, голос Нины восстановился, с отцом она уже разговаривала и твердо решила ничего матери не говорить.