Четыреста килознаков
Шрифт:
Владелец портала, где я публиковалась эксклюзивно, подогнал дамам-авторам подарок к восьмому марта. В этот день с утра мы увидели, что все цены на книги отныне стали в евро: юрлицо располагалось в Европе. Женский праздник накрылся женским же половым органом. Обнаружились еще и другие «приятные» сюрпризы, а через несколько дней стало ясно, что российская аудитория от наших книг отрезана, поскольку не может оплачивать покупки. При этом расторгать досрочно эксклюзивные договоры портал не собирался.
Сетераторское сообщество в эти
— Женя, успокойся, — Ник с адовым терпением купировал мои истеричные вопли на тему «шеф, все пропало». — Закрываются одни двери — открываются другие. Ты умрешь с голоду, если какое-то время не будешь продавать свои книги? Нет? Ну я так и думал. Вот и успокойся. Сиди и пиши. Все будет. Конечно, при условии, что все действительно будет, а не превратится в радиоактивный пепел.
Сидеть и писать получалось плохо. Клотильду и Эльвиру я с грехом пополам зафиналила, Аркадий и так был в отпуске, а вот горнолыжный роман буксовал. Я занималась тем, что веером раскидывала книги по другим площадкам — почти как Аленин бегемотик. Даже без десятка оставшихся в плену у меня было около шестидесяти романов.
Уже всего этого хватило бы, чтобы рехнуться, но гораздо сильнее пугало другое. Боли в пояснице возвращались к Нику все чаще. Иногда остро, но всего на несколько минут. Иногда тупо и надолго. Пару раз я заставала его за поеданием обезболивающего из аптечки.
— Пожалуйста, сходи к врачу, — уговаривала я. — Это ведь не шутки, как будто не знаешь. Сколько после перелома в больнице отлежал.
— Женя, прекрати! — злился он, мгновенно превращаясь в упрямое козлокопытное. — Не выдумывай всякой ерунды. Все пройдет. Уже прошло.
Но я-то видела, что он врет, и не отставала.
— Не хочешь к врачу — ладно. Сделай томографию. Или МРТ.
— Да некогда мне всякой херней страдать. Если не пройдет, то сделаю… потом.
Мое терпение лопнуло, а страх дошел до критической отметки в воскресенье, когда я увидела, как Ник идет в ванную, прихрамывая на левую ногу.
— Стой! — рявкнула, как разъяренная фурия. — Это что такое?
— Да черт его знает, — он поморщился с досадой. — Морозит. Отлежал.
— Отлежал?! — взвилась я. — Да мать твою, ты совсем своей херовой башкой не соображаешь? Включи уже верхнюю наконец!
Ник оскорбленно хлопнул дверью ванной, а я схватилась за телефон. К тому времени, как он вышел, я уже записала его в диагностический центр поблизости и отправила талон в воцап.
— Завтра идешь на МРТ, — поставила в известность тоном, не допускающим возражений, но он все же попытался:
— Некогда мне завтра.
Иногда я могла быть очень убедительной. Особенно с поддержкой всех известных науке матерей и гениталий.
— Хорошо, — сдался он. — Только замолчи.
Я замолчала. После завтрака ушла в маленькую комнату, где изредка ночевал
— Завтра с тобой поеду, — сказала я, сделав вид, что ничего не заметила.
— Нет, — отрезал он. — Или вообще никуда не пойду.
Наверно, надо было настоять, но я уже слишком устала от этой бойни. Согласился — и ладно, иди сам. И только попробуй домой вернуться без заключения.
Об этом я пожалела примерно через час после назначенного времени. Ник не звонил и не писал. Я подождала еще минут сорок и позвонила сама. Телефон оказался вне доступа. И еще через полчаса. И еще через час. Мое сообщение так и висело с серыми галочками.
К восьми вечера я конкретно бегала по стенам, а к десяти — по потолку. Такие фокусы были не в его стиле. Задерживаясь, Ник всегда предупреждал.
Даже если на МРТ обнаружился какой-то тотальный трындец, требующий немедленной госпитализации на скорой, все равно он должен был мне позвонить. Или… не мог?
Или вдруг его прихватило за рулем, и?..
Я даже зажмурилась от ужаса.
Решила, что если не объявится так или иначе до полуночи, буду звонить в бюро несчастных случаев, в справочные больниц, а пока просматривала всевозможные паблики типа «ДТП и ЧП». Там ничего не было, но это не успокаивало. Тревога плескалась на грани истерики.
Без четверти двенадцать в замке заворочался ключ. Мгновенное облегчение сменилось дикой яростью. Я вылетела в прихожую, как реактивный двигатель, и замерла на холостых оборотах.
Ник, пьянющий в дуплину, бросил куртку на пол и теперь пытался снять ботинки, не развязав шнурки.
— Ник…
Он посмотрел мутным взглядом куда-то сквозь меня и двинулся в сторону спальни. Наверно, и пройти попытался бы так же насквозь, если бы я не отскочила. Шатаясь и хватаясь за все подряд, добрался до кровати, рухнул на нее и отрубился. Укрыв его пледом, я принесла из ванной тазик и поставила рядом. Потом вышла в прихожую, подняла куртку. Под ней на полу лежала небольшая сумка, которую Ник носил через плечо, а из нее торчала черная пластиковая папка. Утром он положил туда результаты последнего обследования и заключение из госпиталя.
Глава 36
Положив сумку на тумбочку, я заглянула в папку. Сверху лежал новый лист, а еще компьютерный диск в бумажном конверте. Заключение не сказало мне ровным счетом ничего, потому что из знакомых слов там были в основном предлоги.
Моя маменька утверждала, что к сорока годам человек либо сам себе доктор, либо сам себе дурак. Самодоктором я себя не считала, но и дураком тоже, потому что искусством гуглежа владела на отлично. Однако термины и в описательной части, и собственно в заключении не сказали мне ровным счетом ничего.