Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Маклинн Фрэнк

Если допустить правдоподобие пропагандистской бессмыслицы, растиражированной «Тайной историей» о том, что Джамуха сам попросил его убить, тогда надо поверить и в то, что он хотел бескровной смерти, подобающей его рангу и статусу {399} . Тэмуджин придумал самый садистский способ умерщвления, нарушив монгольские обычаи и нормы морали. Не желая обагрять кровью «анды» свои руки, он выбрал для совершения казни человека, который, как ему было известно, питал особую ненависть к Джамухе, своего племянника Эльджигидея, сына брата Хачиуна. Эльджигидей представлял собой одну из тех зловещих личностей, которые запечатлеваются в истории, оказавшись в центре событий без каких-либо достойных оснований и даже способностей. Мы знаем, что он входил в число фаворитов Тэмуджина и считал себя выше закона. Однажды его даже арестовали, когда он попытался обойти стражей-телохранителей, не имея на это позволения и не зная пароля {400} . Попав в руки Эльджигидея, Джамуха мог забыть о снисхождении. Предсмертные слова он посвятил Тэмуджину, говорил о его посредственных способностях, о том, что он разгромил кереитов только благодаря отваге воинов из племен уруут и мангут, а найманам нанес поражение только благодаря доблестным «четверым псам». Похвалил он Тэмуджина лишь за то, что он смог найти превосходного мастера по изготовлению доспехов. Потом Джамуху увели, и его разрубил на куски Эльджигидей с прислужниками {401} .

399

SHC pp. 137–141.

400

For Eljigidei see JB i pp. 184, 249, 271–274; SHO pp. 215–219, 271–274; SHR pp. 157–158, 209–213; Hambis, Genghis Khan pp. 29–30.

401

Rachewiltz, Commentary p. 757; Ratchnevsky, Genghis Khan p. 88; Gumilev, Imaginary Kingdom p. 235.

Это

было необычайно жестокое, зверское наказание, значительно отличавшееся от стандартной казни Алтана, Хучара и Даритая. Расправа с Джамухой запятнала имя Чингисхана не меньше, чем убийство Наполеоном герцога Энгиенского через шесть столетий {402} . Вне зависимости от того, вызывались ли его действия хитроумием двойного агента, просчетами или элементарной глупостью, Тэмуджин был перед ним в большом долгу. Без него не было бы и Чингисхана. Как заметил один русский историк, без Джамухи «девятибунчужное белое знамя [40] валялось бы в траве, рядом с отрубленной головой хана» [41] {403} .

402

For the contrast with Daritai see Ratchnevsky, ‘Die Rechtsverhaltnisse bei den Mongolen im 12–13 jahrhundert,’ Central Asiatic Journal 31 (1987) pp. 64–110 (at pp. 102–103). For the implications of Temujin’s atrocity in terms of Mongol attitudes to oath taking see F. Isono, ‘A Few Reflections on the Anda Relationship,’ in Clark & Draghi, Aspects of Altaic Civilization pp. 81–87; Isono, ‘More about the Anda Relationship,’ Journal of the Anglo-Mongolian Society 8 (1983) pp. 36–47; Henry Serruys, ‘A Note on Arrows and Oaths among the Mongols, ’Journal of the American Oriental Society 78 (1958) pp. 279–294.

40

Знамя из тонкого белого войлока с девятью хвостами яка (символа силы), означающими девять главных монгольских племен. – Прим. ред.

41

Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «государстве пресвитера Иоанна»). – М.: Айри-Пресс, 2002. – Прим. пер.

403

Gumilev, Imaginary Kingdom p. 259.

Глава 4. Тэмуджин становится Чингисханом

1205 год, когда Тэмуджин зверски расправился с Джамухой, был насыщен событиями, и сам Тэмуджин почти все время находился в пути. Весной 1205 года он перешел через Алтайские горы и расположился в долине Иртыша, чтобы подготовиться к новой кампании – нападению на тунгутское царство Си Ся. У него было два побудительных мотива. Он понимал, что армии необходима постоянная активность, чтобы не поддаться искушениям дьявола и лени, и хан хотел испытать ее в битвах против нового противника: воинство тангутов почиталось как грозная сила. Формальным предлогом было обвинение тангутов в том, что они дали прибежище Нилхе в 1203 году. Пока Тэмуджин ограничился налетами и осадой двух городов – Лиджи (Лицзили) и Цзян (Лосы) и сознательно обходил основательно укрепленный Хара-Хото (Хэшуйчэн). Тангуты уклонились от прямого столкновения с монголами и выжидали, чтобы понять – краткосрочное это вторжение или долговременная кампания? Удовлетворившись результатами, Тэмуджин к концу года отвел свое воинство {404} .

404

RT i pp. 72–74; Krause, Cingis Han pp. 27, 65.

Параллельно он должен был усмирять меркитов, которые подобно многоголовой гидре после каждого поражения откуда-то набирались сил и возрождались. Меркиты создавали гораздо больше проблем, чем тайджиуты, татары, кереиты или найманы, которые уже влились в новую монгольскую империю. Войско, посланное укрощать их, загнало Тохтоа-беки в ловушку у не установленной историками реки, и он был убит. Множество меркитов и найманов, «не сдавшихся» и к ним примкнувших, утонуло, когда они пытались переправиться через другую реку, уходя от преследования {405} . Источники сообщают, что Тохтоа-беки был убит «шальной» стрелой, то есть не прицельной, и в него угодила одна из стрел, которыми монголы обыкновенно как градом осыпают противника в самом начале битвы, чтобы вызвать панику и сломать боевые порядки {406} .

405

SHO p. 182; SHR pp. 125–126.

406

RT i pp. 204–205; Rachewiltz, Commentary pp. 724–725, 730–732. Some say Toqto’a was not killed until 1208, but I follow Rachewiltz in thinking 1205 overwhelmingly likely (ibid. pp. 734–735).

Но сыновьям Тохтоа-беки, включая и Кучлука [42] , самого буйного из них, удалось сбежать. Тэмуджин снарядил поисково-карательный отряд, во главе которого поставил 29-летнего Субэдэя. Его наставления Субэдэю чаще всего цитируются авторами исторических трудов о Чингисхане:

«Если бы к небу поднялись, то разве ты, Субэдэй, не настиг бы, обернувшись соколом, летя как на крыльях. Если бы они, обернувшись тарбаганами, даже и в землю зарылись когтями своими, разве ты, Субэдэй, не поймаешь их, обернувшись пешнею, ударяя и нащупывая. Если б они и в море ушли, обернувшись рыбами, разве ты, Субэдэй, не изловишь их, обернувшись сетью-неводом и ловя их [43] {407} ».

42

Автор называет сына Тохтоа-беки тем же именем, что и сына Таян-хана – Quqluq, Кучлук в русскоязычной исторической литературе или Кучулук в «Сокровенном сказании». В «Сокровенном сказании» упоминаются Худу (старший сын), Гал, Чилаун (§ 198). – Прим. пер.

43

«Сокровенное сказание», § 199. – Прим. пер.

407

SHO p. 181; SHW p. 304; SHR pp. 126–128; SHC pp. 133.

В этом аллегорическом наказе можно заметить и налет мелочной опеки, напоминающей повседневный армейский инструктаж, что должно было

вызвать у опытного командующего, каким и был Субэдей, реакцию типа sus Minervam docet [44] . Объяснить это можно, пожалуй, лишь тем, что Тэмуджин все еще сомневался в целесообразности поручать самостоятельное командование лицам, не монголам по рождению и воспитанию {408} . (Другую загадку ставит перед нами замечание автора «Тайной истории» о нововведении Субэдэя – железной колесницы с железной рамой и железными колесами. Это новшество наводит на мысль о тучности Субэдэя, хотя, скорее всего, хронисты перепутали прозвище, означающее «железный человек», с оборудованием) {409} .

44

Свинья учит Минерву (лат.).

408

Gabriel, Subotai p. 20.

409

Rachewiltz, Commentary pp. 735–736; Krause, Cingis Han p. n.

После триумфов 1205 года не оставалось никаких препятствий для того, что провозгласить создание новой монгольской империи с собственным императором. В следующем, 1206 году был созван великий курултай, или великое собрание, всех монгольских аристократов, съехавшихся где-то у истоков реки Онон. Под страхом отлучения обязывались прибыть все олигархи; на таких ассамблеях принимались самые важные решения: о военных кампаниях и стратегиях, законах, наследованиях, рангах и привилегиях. На большом открытом поле воздвигался гигантский шатер, покрытый парчой; деревянные колонны, поддерживавшие крышу, выстилались золотыми пластинами. На ассамблею были приглашены высокие зарубежные гости; многие из них приняли приглашение и приехали, в том числе посланник из Цзинь принц Вэй, будущий китайский император. Все иностранные гости получили щедрые дары {410} .

410

RT i p. 204; SHC p. 141; SHO pp. 190–191; SHR pp. 133–134.

Вначале рассмотрели официальное предложение аристократов Тэмуджину принять пост верховного правителя или в новой формулировке – титул Чингисхана. Это знаменитое имя вызывало и продолжает вызывать жаркие дискуссии. Одни доказывают, что оно означает «хан всех людей, живущих в юртах», другие находят ассоциации с водой и переводят имя как «хан океанов», третьи утверждают, что «Чингис» – дух света у монголов; большинство же все-таки склонны понимать имя в значении «всеохватный, вселенский властитель». Современная историческая наука предложила наилучший вариант: лютый, жесткий и твердый правитель, без какой-либо ассоциации со «всем миром или океанами» {411} . Тэмуджин ответил знати, что принимает пост и титул при условии, если все монголы независимо от статуса будут подчиняться ему беспрекословно и исполнять приказы, будут готовы отправиться хоть на край света и предать смерти любого человека по его повелению. Все присутствующие выразили согласие и принесли клятву. Затем он был приведен к присяге как Чингисхан. Потом его подняли на троне из белого войлока, дали в руки золотой меч, трижды подбросили в воздух и пронесли по открытому полю, где проходил курултай, под аккомпанемент оглушительных криков восторга и одобрения. Показали и эмблему хана: с рогами яка и четырьмя черными конскими хвостами {412} .

411

Rachewiltz, ‘The Title Chinggis Qan/Qaghan Re-examined,’ in Heissig & Sagaster, Gedanke und Wirken pp. 281–298 (esp. pp. 282–288). For the earlier interpretations see Pelliot, ‘Notes sur le “Turkestan”,’ loc. cit. p. 25; Ratchnevsky, Genghis Khan, pp. 89, 246–247; Pelliot, Notes sur Marco Polo i pp. 296–303; Vladimirtsoy Genghis pp. 37–38.

412

Telfer, Johann Schiltberger.

После торжественной церемонии состоялось пышное пиршество: невозможно сказать, сколько было сварено мяса в котлах и сколько было выпито кувшинов кумыса. Перед Чингисханом блестело золото и серебро, лежали кипы мехов, шелков и парчи. У входа в шатер развевалось белое знамя с девятью остриями, символизировавшими девять монгольских племен: священное у монголов число девять и белый цвет означали, что Чингисхан – баловень судьбы {413} . Все последующие дни Чингис занимался тем, что одаривал самых верных соратников и реформировал систему управления империей. Курултай 1206 года был переломным событием, вехой, ознаменовавшей рождение совершенно нового государства, в котором вся жизнь будет построена на других принципах. Тридцать одно племя общей численностью два миллиона человек должны были теперь внимать каждому слову Чингиса. Его царство занимало огромную территорию, простиравшуюся на 1000 миль с востока на запад от Хингана до Алтая и на 600 миль с севера на юг от озера Байкал до южных границ пустыни Гоби {414} .

413

Moule SC Pelliot, Marco Polo i pp. 222–223. For the cult that developed around Genghis’s banner see Pelliot, ‘Notes sur le “Turkestan”,’ loc. cit. p. 32.

414

For the formation of the Mongol state in 1206 and some of the implications see Lane, Daily Life pp. 4, 12; A. M. Khazanov, ‘The Origin of Genghis Khan’s State: An Anthropological Approach,’ Ethnografia Polska 24 (1980) pp. 29–39; A. Sarkozi, ‘The Mandate of Heaven. Heavenly Support of the Mongol Ruler,’ in Kellner Heinkele, Altaica Berolinensia pp. 215–221.

Весь май 1206 года Чингисхан выпускал указы, награждая близких, друзей и сподвижников и всех тех, кто оказал ему особые и запоминающиеся услуги. Первыми в этом списке стояли Боорчу и Борохул. Боорчу был его давним другом, а Борохул спас жизнь Чингисхану в молодости во время происшествия, не описанного в «Тайной истории». Боорчу получил титул командующего правым крылом монгольской армии – этот титул отмечал его значимость и важность, а не реальное командование правым крылом – и удостоился освобождения от наказания за девять проступков, которые заслуживали бы смертной казни по новому законодательству, предложенному вскоре Чингисханом. (Основные принципы и положения кодекса уже были ратифицированы курултаем.) Борохул тоже получил освобождение от кары за девять возможных будущих провинностей {415} . Чингисхан сказал этим двум особо приближенным воинам, что во все времена они не будут получать от него военные приказы, которые будут даваться всем высшим военачальникам, таким как Субэдэй, Джэбэ и Мухали. Почему же? – удивились они. «Ваш статус слишком высок, чтобы я давал вам команды», – ответил он, объяснив, что они занимают положение чуть ниже хана, но выше всех других старших полководцев {416} .

415

SHO pp. 194–195, 205–207; SHR pp. 137–138, 145–148; SHC p. 146.

416

RT i pp. 91–93.