Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Маклинн Фрэнк

Мухали тоже стал командующим левым крылом армии в награду и за спасение жизни Чингисхана, когда тот попал в засаду, за несгибаемое мужество и отвагу и за то, что отец его погиб, помогая Чингисхану избежать пленения найманами {417} . Шиги-Хутуху, всегда склонный к капризам, явно завидовал Борохулу, Боорчу и Мухали, и Чингисхан, привыкший потворствовать его слабостям, дал ему освобождение от наказания за девять проступков и назначил верховным судьей {418} . Вознаграждения удостоился и Джурчедай, правда, менее почетного: ему дали в жены высокородную девушку за три подвига – ранение стрелой Сэнгума Нилху, первоклассную разведку и достойный вклад в разгром найманов и кереитов {419} . Освобождение от наказания за девять проступков получил Джэлмэ {420} . Очень способного Найа Чингисхан назначил заместителем командующего левым крылом, но ему иногда приходилось брать на себя командование «левым центром» армии {421} .

417

SHO pp. 195–196; SHR p. 138; SHC p. 147; Pelliot, Campagnes p. 138.

418

SHO pp. 191–192, SHR pp. 134–136.

419

Mostaert, Sur quelques passages p. 74; SHC pp. 148–149; SHO pp. 177–179. For some interesting reflections on Jurchedei see Rachewiltz, Commentary pp. 787–788.

420

SHC p. 153; SHO pp. 202–203; SHR p. 143; Pelliot, Campagnes pp. 155, 164, 340–341.

421

SHO pp. 209–210; SHR p. 151.

Чингисхан

не забыл отметить наградами и людей менее знатных. Табунщики-конюхи Кишлих и Бадай, предупредившие о заговоре Нилхи, были отпущены на волю, получив собственность, а Сорхан-шире, тоже заслуженному человеку, была предоставлена возможность выбора, и он попросил дать ему большой надел конфискованных меркитских земель {422} . Некоторые его сподвижники получили престижные повышения в чинах. Усун, Дегай, Хунан и Кокоцос в ранге беки стали заместителями Джучи, а Кокоцоса Чингисхан еще приставил к Джагатаю, чтобы он следил и докладывал хану о глупых и неосторожных поступках непутевого второго сына {423} .

422

SHO pp. 208–209; SHR pp. 149–150.

423

SHO pp. 202, 207, 225; SHR pp. 143, 148, 167.

Затем Чингис объявил, что его кабинет будет состоять из «паладинов», которые по положению будут ниже хана, но выше всех других сановников. Он уже назначил в него четверых витязей-кулюков, или «боевых коней» – Боорчу, Борохула, Мухали, Чилауна – и четверых «дворовых псов», или «гончих» – Субэдэя, Джэбэ, Джэлмэ и Хубилая. Чтобы уложиться в магическое число «девять», Чингисхан добавил к ним фаворита Шиги-Хутуху {424} . Несмотря на идеальный подбор кандидатов, он не смог избежать аномалий и противоречий. Одной из таких странных деталей было то, что статус двоих витязей – Боорчу и Борохула – был выше, чем остальных семи. Кроме того, Джэбэ и Субэдэю не было даровано освобождение от наказания за девять проступков, хотя позднее они получили титул «орлок» (примерно соответствуют званию фельдмаршал). Еще одно недоразумение заключалось в том, что Хубилай, хотя и возглавлял планирование и проведение военных операций, должен был разделять ответственность с неким Бедууном, о котором неизвестно ничего, кроме того, что он раздражал Чингисхана своим упрямством {425} .

424

SHO p. 201; SHR p. 142; SHC pp. 129, 153; Mostaert, Sur quelques passages p. 129; Grousset, Conqueror of the World. For the higher seating of the paladins see Dawson, Mongol Mission p. 57.

425

For the nine paladins see Elisabetta Chiodo, ‘History and Legend: The Nine Paladins of Cinggis (Yisiin orliig) according to the “Great Prayer” (Yeke ocig),’ Ural-Altaischer Jahrbiicher 131 (1994) pp. 175–225 (esp. pp. 207–210). For the peculiarity of Qubilai’s position see Rachewiltz, Commentary pp. 793–794.

Раздача даров и наград была самой легкой частью забот Чингисхана в 1206 году. Труднее всего было реформировать социальную и административную систему так, чтобы покончить со старыми племенными, клановыми и региональными узами верности и долга и дать возможность каждому обитателю великой империи осознать себя монголом. Он поставил перед собой цель добиться mutatis mutandis [45] примерно такого общественного устройства, при котором нет ни клановых, ни родовых различий, как в послании апостола Павла: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» [46] {426} . Как можно искоренить разделение людей на кереитов, найманов, борджигинов, тайджиутов и т. п.?

45

Соответствующими изменениями (лат.).

46

Послание к Галатам святого Апостола Павла, 3:28.

426

Galatians 3: 18.

Чтобы понять почти непреодолимые трудности, ожидавшие Чингисхана, надо попытаться представить себе ситуацию, в которой он тогда оказался. Монголы как единый народ были разделены на кланы, но и сами кланы были раздроблены. В начале XII века существовали ханский клан, «внутренние кланы», ассоциированные с кланом хана бракосочетаниями или принудительными пактами верности, и «внешние кланы», враждебные хану или временно выказывающие ему верность вследствие военного поражения или экономической маргинализации {427} . Кланы тоже разделялись на группы в зависимости от характера обока или урука. Обоком считалось происхождение от далекого мифического предка, а уруком – от предка недавнего и хорошо известного, например, от Хайду или Есугея. Эти этнонимы могли еще называться «черной костью» и «белой костью». Браки заключались между представителями «черной» и «белой» кости, но не в рамках одной из них {428} .

427

Vladimirtsov, Le regime social pp. 110–118.

428

Buell, Dictionary p. 287.

Клан борджигинов, обок, вел свое происхождение от мифического Бодончара, монгольского Ромула, рожденного после смерти отца от луча божественного света. Однако у этой истории есть и не менее былинное дополнение о происхождении Бодончара от серо-голубого волка и рыжей лани, прародителей всех монголов {429} . Мало того, обок разветвлялся и дробился на новые кланы, которые, в свою очередь, тоже разветвлялись и дробились, образуя побочные генеалогии. Поскольку весь процесс отличался текучестью и произвольностью, очень трудно составить ясное представление о структуре степных сообществ и отношениях между родами и

кланами {430} . Парадоксально, но «подобающими», более жизненными, оказывались мифологические, а не действительные генеалогии, так как придворные и слуги, неродственные вождю, признавались членами того же самого обока.

429

‘The genealogies of the medieval Mongols… were ideological statements designed to enhance political unity, not authentic descriptions of biological relationships’ (Franke & Twitchett, Cambridge History p. 325). Bodonchar stories usually involved the ‘holy fool’ or halfwit, who got the better of his supposed intellectual superiors (Rachewiltz, Commentary p. 260). Bodonchar’s mother was Ah-lan Qo’a, previously married to Dobun-Mergen, said to be a Cyclopean figure with one eye (Buell, Dictionary p. 103, 122–123, 149).

430

Bacon, Obok pp. 47–65; Vladimirtsov, Le regime social pp. 56–74.

Но это еще не все. Некоторые особенно независимые вожди отделялись и создавали свои кланы с собственными придворными; известны флибустьеры, первоначально ассоциированные с Тэмуджином. Кланы разъединялись на подгруппы и вновь срастались в образования, являвшиеся по сути новыми кланами {431} . В результате порождалось хаотичное нагромождение кланов, семейств и отдельных альянсов, борющихся за свое место под солнцем. Любой аристократ мог заявить о праве на то, чтобы стать вождем клана, и видел в соседе прежде всего потенциального врага. Если в племени даже и создавалась на какое-то время атмосфера политической слаженности, то в нем все равно отсутствовала сколько-нибудь различимая особая культура {432} . Неслучайно Монголию XII века иногда сравнивают со страной чудес, в которую попадает Алиса, царством абсурда и путаницы. Любое политическое образование, основанное на племенных, клановых и родословных связях, нестабильно от природы: в нем нет социальной сплачивающей среды. Оттого все кочевые империи до Чингисхана появлялись и исчезали как миражи {433} .

431

For a complete reassemblage of this jigsaw puzzle see Bold, Mongolian Nomadic Society.

432

Neil L. Whitehead, ‘The Violent Edge of Empire,’ in Ferguson & Whitehead, War in the Tribal Zone pp. 1–30.

433

Rudi Paul Lindner, ‘What was a Nomadic Tribe?’ Comparative Studies in Society and History 24 (1982) pp. 689–711. Unbelievably, there is yet another problem, as Rachewiltz notes: ‘Unfortunately many of the problems concerning Cinggis’s own lineage and the origin of the Mongol clans cannot be solved because the traditions in the Persian and Chinese sources and in the Secret History cannot be reconciled with each other’ (Rachewiltz, Commentary p. 236).

Только гений Чингисхана мог уловить необходимость не только слома старой системы, но и сохранения одного из ее важнейших инструментов – нукеров, верных напарников военачальника. Крайне сложно описать функциональную роль нукера. В какой-то мере она сопоставима с ролью комита римского императора, но, пожалуй, у нукеров больше сходства с хускарлами, гвардейцами англосаксонских правителей {434} . Если могущественный вождь племени способен обеспечить достойную поживу и защиту от внешних угроз, то простой монгол не будет разбираться в нюансах мифических и реальных генеалогий.

434

Vladimirtsov, Le regime social pp. 110–112; Jagchid & Hyer, Mongolia’s Culture pp. 19–72, 245–296; Lattimore, ‘Honor and Loyalty: the case of Temujin and Jamukha,’ in Clark & Draghi, Aspects pp. 127–138 (at pp. 130–132).

Чингисхан превосходно знал слабости человеческой натуры и понимал, что в глубине души каждый монгол хотел бы стать ханом или по крайней мере сохранять свою свободу и независимость. Рядом с традиционным почтительным отношением к хану и всаднику в душе монгола всегда соседствовали индивидуалистические и даже анархические устремления. Удовлетворить такой менталитет, обиженный тем, что никогда не станет ханом, можно было лишь большими количествами награбленного добра {435} . Надо было внушать верность хану, а не племени или клану, и такую верность можно было поддерживать только достаточно весомыми наградами и дарами. Чингисхан понимал бесперспективность политической базы, построенной лишь с опорой на аристократию: интересы своего племени она всегда поставит выше интересов верховной власти или державы (отсюда поощрительные действия на принципах меритократии – награждение конюхов и табунщиков на курултае 1206 года). Тогда еще разрыв в благосостоянии между олигархами и простолюдинами, владевшими большими стадами скота, не был столь разителен, как в более поздние времена. Чингисхан назначил нукерами менее высокородных аристократов, простолюдинов и даже возвышал бывших крепостных; кичливую знать он ублажал иными средствами {436} .

435

Fletcher, Studies pp. 17–19.

436

Bold, Mongolian Nomadic Society p. 110.

При поддержке верных паладинов и простонародья в великом совете, которое могло не согласиться с ним в деталях, но не в стратегии, Чингисхан мог ставить перед собой любые цели. Для построения сверхдержавы ему был необходим постоянный приток материальных ресурсов и богатств, а это означало перманентную потребность в завоеваниях; чересчур длительный период мира мог расслабить стражей его нового государства.

Чингисхан был и превосходным тактиком. Он понимал, что слишком быстрые перемены могут насторожить и оттолкнуть людей, и поэтому действовал осмотрительно, создавая видимость последовательности и преемственности {437} . Великий новатор создавал военизированный режим, но закамуфлировал его десятичной системой устройства. Он изобрел новый тип клановых связей, фактически повторив давнюю десятичную схему под другим соусом и подтвердив преемственность старой традиции мифических родословных. В сущности, Чингисхан совершил двойной трюк – породил умозрительные, мифические клановые построения, основанные на первоначальных схемах, которые тоже были надуманными {438} .

437

Lattimore, Studies in Frontier History pp. 510–513 (at p. 507).

438

Buell, Dictionary pp. 245–246.