Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Маклинн Фрэнк

Постепенно кровные узы возобладали над клятвенными обещаниями Тэмуджину. Но Тоорил понимал, что в открытом сражении шансы на победу всегда расплывчатые, и даже худосочные Давиды способны одолеть богатырей Голиафов. Поэтому он настоял на том, чтобы прибегнуть к уловке. Тэмуджину послали приглашение: Тоорил еще раз обдумал монгольское брачное предложение, дает согласие и устраивает по этому поводу грандиозный пир. Намечалось подлое убийство {324} .

Тэмуджин отправился в путь, ничего не подозревая, но по дороге решил навестить «отца» Мунлика, получившего это звание после недавней женитьбы на Оэлун. Мунлик предупредил, что, похоже, готовится покушение, и напомнил, что самое популярное средство в таких случаях – яд. Тэмуджин дальше не поехал, а отправил двух посланников – Бухатая и Киратая {325} . Вскоре о деталях заговора Тэмуджину рассказали конюхи-табунщики Кишлих и Бадай. Убив Тэмуджина, Нилха собирался напасть на борджигинов и истребить их всех до одного, воспользовавшись паникой, которая должна была возникнуть после ликвидации вождя. Сведения, сообщенные добровольными агентами-голяками, доказывали, что политика опоры на «коалицию неимущих» начинала приносить дивиденды. Тэмуджин никогда не забывал ни злых, ни добрых поступков. Через три года он вознаградил Кишлиха и Бадая, назначив их темниками {326} .

324

SHC p. 93; Ratchnevsky, Genghis Khan pp. 84–86.

325

SHW p. 285.

326

For full details see RT i p. 185. For Temujin’s reward of the two herdsmen at the quriltai of 1206 see SHO pp. 191, 209; SHR pp. 133–134, 149–150; Rachewiltz, Commentary pp. 607–609.

Теперь

Тэмуджину надо было приготовиться к нападению объединенного воинства Тоорила, которое могло превосходить его силы в соотношении три к одному. Он разослал в кланы конфедерации призывы срочно выставить воинов. Некоторые предводители обещали направить конников, но многие и отказались, ссылаясь на то, что борджигинский хан затеял свою частную войну, не получив разрешения совета, и потому они имеют полное право уклониться от сборов. Но истинная причина заключалась в том, что их страшила неизвестность; кроме того, они примкнули к Тэмуджину в надежде на легкую и изобильную поживу, а он требовал от них жертвовать своей жизнью. Подтекст их ответа был ясен: «Мы в такие игры не играем». Особенно огорчило Тэмуджина поведение брата, и он с негодованием сказал: «Как мне осточертел брат. Не переношу ни его, ни его свиту!» {327}

327

RT i p. 191.

Тэмуджин, встревоженный вероломством предводителей кланов, стремительно повел свою армию к китайской границе, надеясь получить подкрепления и, возможно, оружие у цзиньцев. Противник нагнал его в местечке Халахалджин-Элэтэ у реки Халха на маньчжурской границе. Битва была одной из самых кровопролитных и ожесточенных в истории {328} . Тоорил, командовавший объединенными силами коалиции, предложил разделить командование с Джамухой, но тот наотрез отказался. Вообще, поведение Джамухи было более чем странное. Он возглавлял авангард и мог еще раньше догнать Тэмуджина, но двигался черепашьим шагом под предлогом, что ему нужно дождаться подхода главных сил Он-хана. Отказавшись разделить верховное командование, Джамуха продолжал деморализовать союзников разговорами о необычайной стойкости и отваге монголов, а потом еще и отправил к Тэмуджину тайного посланника с информацией о составе и расположении кереитских войск {329} . Когда Тоорил подошел на расстояние хорошей видимости, Тэмуджин снял лагерь и увел свое воинство, оставив позади пылающие костры. Кереиты в ярости пронеслись по опустевшему стойбищу, но все-таки Тоорил настиг Тэмуджина и вынудил его принять бой. Тэмуджин пытался оттянуть начало схватки, надеясь на подход подкреплений, и наконец увидел свои знамена в тылу врага. Не зная, что всего лишь несколько кланов откликнулись на его призыв, Тэмуджин переоценил численность войска в тылу неприятеля, и втянулся в сражение, когда все преимущества были у кереитов {330} .

328

Vladimirtsov, Genghis Khan p. 51.

329

SHO pp. 143–145; SHR pp. 91–92.

330

RT i p. 186.

Тэмуджину повезло: кереитов с тыла атаковали первоклассные и неустрашимые воины двух кланов – уруутов и мангутов. Куйлдар, предводитель мангутов, как оказалось, давал обет водрузить штандарт с конским хвостом на вершине холма и, проявляя чудеса отваги, исполнил клятвенное обещание. Затем он обрушился на центр кереитов и расстроил их ряды, когда они готовились пойти в наступление. Другой вождь, действовавший в тылу кереитов, Джурчедай, предводитель уруутов, смог оттеснить противника с позиций и поразить стрелой в лицо ханского сына Нилху. Отвага этих двух героев предотвратила полное поражение Тэмуджина, и, как он сам позднее признал, ранение стрелой Нилха спасло его воинство от краха и уничтожения. Наконец, не выдержав неравного боя со значительно превосходящими силами, Тэмуджин отступил под покровом ночи и расположился поблизости, надеясь, что его найдут уцелевшие монголы {331} . Ближайшие соратники предлагали уходить и как можно быстрее, но Тэмуджин говорил, что не может бросить на произвол судьбы людей, остающихся в тылу Тоорила. Он посылал к ним гонцов, требуя прекратить бой и выходить на соединение с его отрядами {332} .

331

SHC pp. 148–149.

332

SHO pp. 145–146, 197–199; SHR pp. 91–92, 139–141; SHC pp. 96–98.

Так происходила битва в местности Халахалджин-Элэтэ. Кереитам не удалось нокаутировать Тэмуджина, но он проиграл сражение по очкам, хотя его пропаганда и смогла убедить потомков в том, что он одержал победу, хотя и пиррову. И Рашид ад-Дин, и «Тайная история» повторили эту явную ложь {333} .

Снова побитый Тэмуджин получил возможность уйти от опасности – благодаря стараниям Джамухи. Тоорил хотел гнаться за монголами всю ночь, но Джамуха посоветовал заняться лечением раненого сына: монголы обессилены, растеряны, им некуда бежать, и с ними без труда можно покончить позже. Недальновидный Тоорил не только последовал этому совету, но и убедил свой двор в том, что он сам так решил. В конце концов, подумал хан, имея при себе Джамуху, Алтана, Хучара и Хасара и хорошо зная, что Тэмуджин основательно потрепан, он может быть уверен в своей безопасности. «Если они сами не придут к нам, мы приведем их, мы соберем их, как собирают конский помет в полу халата», – похвалялся хан [34] {334} .

333

Rachewiltz, Commentary pp. 623–624. For other accounts of Qalqaljid Sands see JB i p. 37; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 45–47; Grousset, Empire pp. 157–160.

34

Эти слова принадлежат предводителю тубегенов Ачих-Шируну: «Покажись только они нам на глаза, так мы загребем их в полы халатов, словно скотский помет». «Сокровенное сказание» (§ 174). – Прим. пер.

334

SHO pp. 148–149; SHR p. 95.

Тэмуджину была нужна передышка: кереиты нанесли тяжелый урон его войску, и куда-то подевались Боорчу, Борохул и, самое

ужасное, его семнадцатилетний сын Угэдэй. Всю ночь Тэмуджин провел в тревоге, сидя на коне, в темноте, в окружении своих воинов, настороженных и ждущих нападения кереитов. Дисциплина в его армии была высочайшая: войско фактически потерпело поражение, ему вот-вот могли нанести coup de gr^ace [35] , но никто не выказывал ни малейших признаков смятения или паники. На рассвете приковылял Боорчу. В битве под ним пала лошадь, пораженная стрелой. Пешим его чуть было не взяли в плен, от плена спасло ранение Нилхи: когда кереиты бросились окружать стеной своего принца, он сел на первого попавшегося в руки коня и ускакал, интуитивно находя дорогу к своему воинству {335} . Вскоре появился и Борохул, сопровождавший раненого Угэдэя, привязанного ремнями к лошади, без сознания. Словно повторяя инцидент во время битвы в Койтене, он отсасывал кровь из раны в шее Угэдэя, и кровь все еще стекала из уголков рта, когда он докладывал о происшествии Тэмуджину, а у отца навернулись слезы на глаза при виде окровавленного сына. Медики прижгли рану (впервые в истории описан именно этот эпизод), и Тэмуджин поблагодарил небеса за спасение сына, но пообещал отомстить и повергнуть врага {336} .

35

Последний, смертельный удар (фр.).

335

SHO p. 147; SHR pp. 92–93.

336

SHC pp. 98–99; SHO p. 147; SHR p. 94.

Это была пустая бравада. Он начинал битву, имея 4600 ратников против 13 000 воинов Тоорила, а теперь у него оставалось около 2600 сабель. Потери были ужасающие. С этими остатками воинства он и уходил сначала к Далан-Немургесу, месту своей великой победы над татарами год назад, а потом по берегу реки Халха к озеру Буир на территорию унгиратов {337} . Здесь, несмотря на очевидную непривлекательность поверженной армии, унгираты согласились примкнуть к Тэмуджину и пополнить его войско. Это обстоятельство доказывает, что уже тогда наиболее дальновидные кочевники понимали, что в долговременной перспективе именно Тэмуджин возьмет верх в эпической борьбе за власть в степях {338} .

337

Ratchnevsky, Genghis Khan pp. 70–71.

338

JB i p. 38; SHO pp. 149–150, SHR p. 95; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 406–407.

В начале лета 1203 года Тэмуджин почти непрерывно кочевал. После скитаний в лесах Хингана он вернулся на север к реке Халха, где вплотную занялся загонной охотой и обеспечил армию съестными припасами. За это время произошли только два печальных события: Куйлдар умер от ран, полученных в сражении у Халахалджин-Элэтэ, и погиб Борохул, попавший в засаду, устроенную вражескими лазутчиками. У озера Хулун Тэмуджин разбил летний лагерь. Отсюда он разослал укоризненные послания главным противникам. В самых резких выражениях Тэмуджин отругал за предательство Алтана и Хучара; в послании Нилхе содержалось «больше горечи, нежели злости», Джамуху же он обвинял в зависти и ревности, неподобающих «анде». Тэмуджин давал Алтану и Хучару последний шанс: у них не было никаких оправданий, потому что они формально не выдвигали свои кандидатуры на избрание ханом борджигинов, хотя и продолжают претендовать на власть, возможно, рассчитывая на поддержку соплеменников. Однако – и эта часть послания была зашифрована – если они готовы в течение года исполнять роль тайных агентов при Тоориле, то он сохранит им жизнь, когда разделается с врагами {339} .

339

Ratchnevsky, Genghis Khan p. 77.

Самый пространный разнос получил Тоорил. Тэмуджин порицал старика за вероломство и предательство, непростительное не только потому, что он нарушил самые священные в степях клятвы верности, но и пренебрег добрым отношением к нему, дружбой, тем, что его вернули к жизни, извлекли из нищеты и восстановили в правах, наплевал на то, сколько для него было вынуто каштанов из огня. Если у Тоорила есть к нему претензии, то они могли бы поговорить как мужчина с мужчиной и незачем было вовлекать в такие дела семьи: «Когда у повозки о двух оглоблях сломается одна оглобля, – и волу ее не свезти. Не так ли я был твоею второю оглоблей? Когда у двухколесной телеги сломается одно колесо, – нельзя на ней ехать. Не так ли я был у тебя вторым колесом?» [36] {340} Тоорила, похоже, тронула искренность Тэмуджина, и он собирался протянуть оливковую ветвь борджигину, но сын Нилха запретил ему это делать, а на послание, обращенное к нему лично, презрительно передал, что его ответ может быть только один – guerre `a outrance [37] {341} .

36

«Сокровенное сказание», § 177. – Прим. пер.

340

RT i pp. 187–190; Mostaert, Sur quelques passages pp. 96–97; SHO pp. 150–157; SHR pp. 96–104; SHC pp. 102–109. Temujin listed the following as his principal grievances: 1) he had brought backjaqa Gambu from China to help Toghril; 2) he had executed Sacha Beki and Taichen at the Ong Khan’s request; 3) he gave to Toghril booty from his raid on the Merkit in 1196 but when the Ong Khan raided them in 1198, he gave Temujin nothing; 4) he had sent his four best generals – the ‘four hounds’ – to rescue Toghril when sorely beset by the Naiman.

37

Война не на жизнь, а на смерть, до победного конца (фр.).

341

Ratchnevsky, Genghis Khan p. 78.

Тэмуджин сознательно изобразил себя обездоленным человеком, которому ничего не остается, кроме как стенать и ругаться, хотя в действительности он набирался сил и готовился нанести ответный и внезапный удар, когда противник его будет меньше всего ожидать. Постепенно сформировалась новая коалиция, в которую вошли унгираты, икересы, нируны и, доставляя особые неприятности для Тоорила, отделившийся кереитский клан нунджин во главе с Чинкаем, который впоследствии станет одним из самых доверенных советников Чингисхана. Проявляя политическую интуицию, Тэмуджин в своих замыслах и действиях всегда учитывал интересы людей: мусульманским купцам обещал «златые горы» в торговле, когда станет владыкой Монголии; своим дружинникам – несметные богатства; изгнанным киданям, правящей династии в Северном Китае – восстановление в правах {342} .

342

Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 71–72.