Чингисхан. Сотрясая вселенную
Шрифт:
И Эйрих не сомневался, что командир центурии обречён штурмовать их заграждение, потому что нет других вариантов.
Наус ушёл на предел слышимости, чтобы явиться по первому зову рога — следы они тщательно замели, поэтому римляне не сумеют понять, что именно тут не так.
— Я хочу говорить! — донеслось со стороны римлян.
— Так говори! Кто тебе мешает?! — крикнул Эйрих в ответ.
— Ты тот сукин сын, стрелявший в нас из лука?! — донеслось от римлян.
— Будешь грубить — затолкаю тебе в глотку стрелу! — ответил Эйрих.
— Ты кто такой?! — крикнул
Вероятно, это был сам командир.
— Я — Эйрих, сын Зевты! — представился Эйрих. — А ты кто такой?
— Квестор Тулий Веннон Гамала! — представился римлянин. — Зачем ты напал на нас?
— Ты пришёл по нашим следам — значит, ищешь именно нас! — ответил Эйрих. — Сотня воинов не будет искать людей по следам с мирными намерениями!
— Я ищу рабов, убивших Фотиса Самароса! — крикнул Гамала.
— Тогда ты зря ищешь этих рабов! — ответил ему Эйрих.
— Почему?! — с недоумением в тоне, спросил квестор.
— Потому что этого старого педераста убил я! — ответил Эйрих. — И это создаёт между нами нерешённую проблему!
— Тут ты прав! — крикнул Тулий Веннон Гамала. — Как будем решать эту проблему?!
— Это твоё дело! — заговорил Эйрих. — Но я, окажись на твоём месте, просто бы ушёл! Если потеряешь в этом неудобном штурме слишком много воинов, а ты потеряешь, тебе этого не простят! Никакой дальнейшей карьеры, квестор Гамала!
Магистратуру Эйрих знал настолько хорошо, что мог бы эффективно занимать должность того же квестора или эдила — Марцеллин критиковал магистратуру Римской республики, а Октавиан, наоборот, сильно хвалил, считая принципатскую магистратуру достойным преемником республиканской. И эти двое не любили бросаться словами просто так, поэтому подробно описывали, что именно им нравится или не нравится.
Эйрих же считал, что система магистратуры хорошая, но не без недостатков. Есть что улучшать, есть что уничтожать без сожаления. Главный недостаток — корыстная заинтересованность должностных лиц. Коррупционная составляющая была настолько большой, что даже в китайских державах чиновники не смели воровать настолько нагло и беспринципно. Марцеллин пишет о вопиющих случаях, происходивших в некоторых провинциях Запада. Хищения там бывали троекратными. И нет, это не ошибка: император выделяет средства, средства полностью разворовываются ещё до того, как покинули Равенну. Император карает кого-то, а затем снова выделяет средства — их снова столь же нагло и почти в открытую разворовывают. Кого-то карают, кого-то казнят, затем деньги, наконец-то, покидают Равенну... чтобы быть большей частью разворованными в целевой провинции.
Но провинциальной власти, всё-таки, надо как-то отчитываться за освоение средств. Они пишут доклады о впечатляющих успехах, от которых император должен воодушевиться. Но это не отменяет поборы по инициативе провинциального губернатора, чтобы возместить уже благополучно и бесследно украденные деньги. На табулах что-то ведь должно быть возведено или реконструировано, потому что у каждого губернатора есть тысячи злопыхателей, которые хотят на его место. И поэтому в бумагах всё должно быть отлично. Ну и о себе,
И так столетиями...
Как это касается карьеры квестора Тулия Веннона Гамалы? А напрямую.
Даже квестором хочет стать много кто. Гамала обязательно заплатил кругленькую сумму, чтобы занять эту должность в провинциальной магистратуре, поэтому ему следует руками и пальцами ног держаться за эту должность, просто чтобы не потерять вложенные средства, не говоря уже о том, чтобы возместить их многократно, к чему он, однозначно, стремится.
Потеря, скажем, половины центурии на задании, где всего-то и надо было поймать беглых рабов — это несмываемое репутационное пятно. Поэтому он сейчас в глубоких раздумьях. И пусть думает. Крепко.
— Но какое тебе дело до моей карьеры, если ты умрёшь в этой битве?! — задал вопрос квестор.
— Если! — ответил Эйрих.
После этого лаконичного ответа, в стиле древних спартанцев, он счёл переговоры оконченными и направился проверять результаты работы раненых и рабов. Насыпь — это ведь даже не начало обороны Эйриха...
/19 декабря 407 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, в неком ущелье, у лагеря варвара Эйриха/
Тулий с ненавистью сплюнул, посмотрев на насыпь из среднеразмерных камней.
Деканы Александр и Гней уже обнюхали это ущелье со всех сторон — вход только здесь. Или лезть на скалы, чтобы потерять некоторое количество людей ещё до начала штурма.
А людей слишком мало...
И неизвестно, сколько именно там варваров...
Тулий не сталкивался ни с чем подобным никогда в жизни. В легионе всё было понятно — твоя служба заключается в исполнении приказов. Никогда он не оставался абсолютно один, мечась между неоднозначными решениями, одно хуже другого.
Этот Эйрих — вроде бы сопляк сопляком, но ведёт себя как опытный командир.
«У него всё это не просто так», — пришла в голову Тулия догадка. — «Похоже, его воины сильно пострадали во время стычки с другими грабителями, поэтому он был вынужден искать временное убежище, чтобы раненые могли немного оклематься. Но он предвидел, что будет погоня, поэтому разместился не посреди леса, как сделали бы другие варвары, а выбрал наиболее подходящее для обороны место».
Клубок начал распутываться. Тулий погладил шрам на тыльной стороне ладони. Стрела пробила кисть насквозь — было больно, но ещё больнее было, когда соратники пилили древко этой стрелы.
«Проклятый богом лучник...» — с ненавистью подумал Тулий, имея в виду и германца, и Эйриха, варвара пока что непонятного племени. — «Так, у него раненые воины. Расчёт его строится на том, что мне невыгодно пытаться штурмовать вход в ущелье? Нет, он буквально приманил нас сюда — не похоже, что он настроен решить дело миром. Но если поразмышлять, то мы бы, всё равно, нашли их по следам. Почему он рискнул и выехал нас отстреливать? Потрепать?»
Вопросы, вопросы, вопросы...
Тулий никогда не умел думать за своих врагов, но всегда пытался. Иногда даже получалось.