Чингисхан. Сотрясая вселенную

RedDetonator

Зевта поморщился, поэтому отец Григорий решил не продолжать. Всё это можно услышать на проповедях, поэтому здесь, где они обсуждают важные вещи, это было неуместно.

— Причины упадка Рима не важны, — произнёс Эйрих. — Потому что мы — не Рим.

— Ладно, ты убедил меня, Эйрих, — вздохнул вождь. — Но как ты предлагаешь убеждать остальных старейшин?

Примечания:

1 — Смида — готск. smitha — кузнец.

2 — Айзасмида — готск. Aizasmitha — медник. Aiz — это медь, если переводить с готского, а smitha — кузнец.

3 — Хайхс — готск. Haihs — одноглазый. Это прозвище у него такое, а не фамилия. Фамилии — это для очень высокой знати, а простолюдинам и всяким мелким аристократишкам фамилии не положены.

4 — «Германцы

должны быть уничтожены» — перефразированное выражение Марка Порция Катона Старшего «Карфаген должен быть разрушен». Этой крылатой фразой он заканчивал каждое своё выступление в Сенате. Следует знать, что Марк Порций Катон Старший был участником Второй Пунической войны, отличался суровым нравом, беспощадностью к собственным политическим врагам, а также стал всемирно известным своим стариковским ворчанием об упадке морали среди римлян. Также следует сказать, что, после становления цензором, Катон не отказался от своих громких заявлений и провёл ряд радикальных реформ, ограничивающих траты на роскошь, что оздоровило республиканский бюджет и позволило выделить больше денег на Третью Пуническую войну. Цензорство Катона не было вечным, он оставил должность и, по старой римской традиции, его попытались предать суду. Попыток, как говаривал Плиний Старший, было аж сорок четыре, но не подействовала ни одна. Либо Катон был тем ещё прощелыгой, у которого связи повсюду, либо его действительно не за что было судить. Сам Катон умер вскоре после начала столь долгожданной войны с Карфагеном — можно сказать, добился своего и умер спокойно.

5 — Империй — от лат. глагола imperare — командовать — это понятие характеризует высшую исполнительную власть в римской общине. Если просто и понятно, то империй — это право применять телесные наказания, смертную казнь, а также другие репрессии против римских граждан. Империй следует рассматривать в рамках магистратуры, то есть кому попало империй не давали, ведь штука очень важная. Для исполнения империя с магистром определённой должности ходили ликторы. Ликторы — это особые госслужащие, имеющие на вооружении фасции, читай, розги. Позже к фасциям добавились топоры (только вне священной территории города Рима), что недвусмысленно намекало на возможность исполнения ими смертной казни (это было-то введено только разок, на излёте республики, после декрета сената о защите республики) по законам военного времени. Собственно, империй давали ограниченному кругу должностных лиц: из ординарной магистратуры — курульным эдилам, консулам и преторам, а из экстраординарной магистратуры — диктаторам, децимврам, консулярным трибунам, магистрам конницы и интеррексам. После падения республики магистратура начала иметь всё меньше значения, потому что ещё Октавиан Август назначил себя вообще всем в своей недореспублике-недоимперии. Фактически весь империй был в руках одного человека, но он всё равно просил сенаторов называть себя «первым среди равных».

6 — Сенатор — лат. senatus, от senex — «старик» — изначально это был член совета старейшин, прямо из древних времён, когда отживал своё первобытно-общинный строй. Во времена, когда крупная стая волков могла быть реально опасным врагом, старики — это априори самые умные и самые умелые, потому что другие просто не доживали до старости. И этот тренд, когда все слушают, что говорят старики (в палеолите сорокалетний дядя — это старик), длился с незапамятных времён до неолита и во время неолита продолжался. В принципе, это неотъемлемая часть нашей цивилизации, потому что не редки случаи, когда электорат не избирает молодого кандидата только потому, что «вон тот дядька бородатый выглядит как мужик, который в чём-то разбирается». Но истина такова, что этот бородатый дядька мог провести всю жизнь овощем и удариться в политику только под конец жизни, абсолютно ни в чём не разбираясь и уповая на случай и партию, от имени которой баллотируется. А первобытное коллективное бессознательное электората говорит, что этот дядька ведь не просто так дожил до седины, видать, точно сечёт фишку и надо избрать именно его. Кстати, вот вам лайфхак: люди почему-то склонны больше доверять дядям с бородой. Ведь борода ассоциируется

с взрослостью и зрелостью, поэтому мы возвращаемся к тому месту, где я писал о том, что до взрослости и зрелости в первобытные времена могли дожить только самые-самые.

Глава двадцать вторая. Гуннские купцы

/3 марта 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

На деревенской площади собралось около полутысячи людей. Деревня и сама деревенская площадь именуются местными не иначе, как Фани, то есть Глина.

Эйриха удивило, что эти люди решили как-то назвать свою деревню, потому что все остготы прекрасно понимают, что здесь они не навсегда. Тем не менее, некоторые их деревни всё же получают свои названия.

Воинов у Глины довольно-таки много, потому что они редко участвуют в набегах, делая основной упор на сельское хозяйство — сеют рожь в больших количествах и не нуждаются особо в охоте, потому что хлеба хватает, чтобы прокормить всех. Разумная политика, если нужно выжить, но не стать богаче и сильнее.

Заправляет тут сейчас старейшина Одила, потому что вождь, Зевта, проживает в своей деревне. Так уж получилось, что здесь они убили троих претендентов, поэтому у жителей может иметься несколько заточенных зубов на Зевту и Эйриха.

«Иначе не бывает», — подумал Эйрих. — «За власть надо лить кровь. Или ничего не получишь».

Власть не купить, не выиграть в кости, её можно только завоевать. Всё остальное — это не власть. Так считал и считает Эйрих.

— А это вам дар от старейшины Торисмуда! — широко улыбаясь, поднял Зевта тонкую кольчугу из сундучка.

Кольчуга была сделана художественно, с большим мастерством — Эйрих не хотел бы отдавать такое ради расположения старейшины Одилы, не самого значимого из всех, но Зевта решил, что пусть лучше слухи об очень щедрых дарах начнут распространяться пораньше. В чём-то он был прав, но кольчугу Эйриху, всё равно, было очень жалко.

На этой кольчуге, перекочевавшей в костлявые старческие руки Одилы, были художественно исполненные заклёпки, имеющие вытисненные руны неизвестного происхождения. Работа кропотливая, возможно, эта кольчуга обладает неким защитным эффектом — Эйрих не проверял и даже не знал, как это проверить, помимо ношения в бою. Искренне жаль, что Зевта отдаёт её старику, которому она даже не пригодится...

— О-о-ох, вижу, тяжёлый разговор нам предстоит, вождь, — произнёс Одила своим гнусавым голосом. — Чего приехал-то? В набег, небось, воинов будешь забирать?

— Лучше, — усмехнулся Зевта. — Но об этом поговорим к вечеру. А пока зови свою жену, буду подарок показывать!

— Розамунда! — позвал старейшина.

Из толпы вышла пожилая женщина, одетая богаче остальных, причём серебряные браслеты у неё были, явно, римской работы. Как понял Эйрих, они предпочитают менять добычу с набегов на еду у остальных деревень, поэтому тут на людях можно встретить всякое.

— Вот эта... — Зевта вытащил из ящичка серебряную диадему.

Диадема была римской, из тех, что Эйрих не смог сбыть Кассию за приемлемую цену — римлянин говорил, что это галимая подделка под работу неких кремонских мастеров. Эйрих же оценил зелёные камни, очень красиво инкрустированные в серебро, и отказался отдавать дёшево. Теперь эта диадема достанется Розамунде, пожилой женщине, жене старейшины Одилы.

— ... диадема. — подсказал Эйрих отцу.

— Вот эта диадема великолепно украсит твою голову, почтеннейшая, — передал Зевта диадему мужу Розамунды.

Седовласая женщина, обладающая прямыми чертами лица и чуть поблеклыми светло-голубыми глазами, с достоинством кивнула.

Старейшина внимательно осмотрел диадему со всех сторон, уважительно покивал, после чего водрузил украшение на голову жены.

Изначально, Зевта негативно отнёсся к «разбазариванию взятых боем украшений», но потом Эйрих объяснил ему, что у старейшин и жёны старые, как правило. И старая женщина, проведшая с мужем десятилетия, имеет на него влияние куда большее, чем думает даже сам муж. Уж Эйрих в этом разбирался...