Чингисхан. Сотрясая вселенную
Шрифт:
Поэтому подарок жене старейшины — это завоевание расположения, в первую очередь, самого старейшины. Потому что, когда пыль осядет и празднество закончится, у старейшины с женой состоится ночной разговор, который сильно повлияет на решение, которое он примет в итоге.
Эйрих это не сам придумал, а использовал опыт из прошлой жизни: как-то ему нужно было уговорить одного татарского нойона, Торельчина, присоединиться к своему улусу. Просто продавливать его своей волей ещё было нельзя, ведь вокруг жило очень много татарских родов, с которыми приходилось считаться, поэтому важно было взять его под
В последний день перед отправкой послов, к нему подошла старшая жена, Борте, которая видела его метания. Она говорила немного, но это были такие откровения, что Темучжин был вынужден изменить практически все подарки.
Жена сказала ему, что Торельчин очень внимательно прислушивается к своей жене — такие слухи ходят среди степных женщин, поэтому стрелять надо именно по этому, а не просто дарить нейтральные дары, какие обычно и везут нойонам. С послами поехали дорогие украшения, соболиные шубы, а также несколько десятков подарков самому нойону Торельчину. Темучжин подспудно сомневался в успехе, но ответ пришёл меньше, чем за десяток дней — нойон согласился уйти под его руку и готов был дать клятву верности в самое ближайшее время.
И такие приёмы с задабриванием жён Эйрих проворачивал неоднократно. Всё в прошлой жизни, конечно, но здесь люди отличаются мало.
Были ещё подарки. Римское вино, копчёные кабаньи окорока, римские игрушки-безделушки, статуэтки из бронзы и меди, зерно и прочее. Всё это отец вручал лично, чтобы чётко обозначить своё расположение к старейшине и деревне.
После такого акта щедрости даже воинов в набег не дать как-то неудобно...
«Но мы здесь не за этим», — подумал Эйрих.
Разговаривать о важных делах посреди деревенской площади было неудобно и неуместно, поэтому гостей пригласили в бражный дом.
— Он рядом со мной посидит, — произнёс Эйрих, указывая на растерянного Альвомира.
— Как скажешь, — кивнула молодая женщина с чёрными волосами и пронзительными карими глазами.
Эйрих, в прошлой жизни, взял бы такую в младшие жёны, только за взгляд. Но ему ещё слишком рано... Некоторые недостатки детского возраста просто непростительны. Формально, у готов можно брать жену в раннем возрасте, но это должна быть девочка, примерно, его лет, а его такие не интересуют.
«Женщина должна быть в телесах, чтобы было за что ухватиться», — подумал Эйрих. — «Чтобы с широкими бёдрами, чтобы груди вызывали пыл...»
Поняв, что мыслями ушёл не туда, Эйрих крепко зажмурился, сделал несколько вдохов и выдохов, после чего начал старательно думать о будущем устройстве готской власти.
— Ещё не кушать, Альвомир, — сказал он гиганту, жадно смотрящему на раскладываемые по столам простые блюда.
Основные блюда будут чуть позже, потому что их посольство в Глину прибыло на несколько часов раньше ожидаемого.
— Да, Эрик, — кивнул гигант, разочарованный тем, что ещё «не кушать».
Почему-то он никак не мог правильно произнести имя Эйриха, сократив его до Эрика.
— Подвинься, братец, — подошла Эрелиева.
Она была в кожаном жилете, надетом поверх белой туники, а ещё на ней были кожаные штаны и высокие сапоги —
Эрелиева стреляет неплохо, учится у отца владению копьём, а также пытается упражняться с учебным щитом, с которого начинал Эйрих.
Дева щита — это опасное и неоднозначное занятие для юной девицы. Обычно, девы щита становились таковыми не по собственному желанию, а в силу необходимости. Но есть народы, которые не видят ничего плохого в том, чтобы несколько девиц, вместо того, чтобы уйти на выданье, берутся за топоры и сражаются наравне с мужчинами. Дурость, по мнению Эйриха, но кто он такой, чтобы осуждать чужие нравы?
Ярким примером, по мнению Эйриха, являлись лангобарды, живущие далеко на севере. Они даже название своё взяли после того, как их женщины, перед смертным боем, на котором решалась судьба племени, чтобы численно увеличить войско, заплели свои волосы так, чтобы они выглядели как бороды. «Бороды» получились длинными, поэтому их племя и прозвали лангобардами. Эту историю он узнал от Хумула, который слышал эту историю зим восемь-десять назад, от проезжего торговца с севера.
Так что решение Эрелиевы было несколько странным, но не необычным. Девой щита может стать любая, но проблема в том, что статус надо подтвердить, пройдя испытания в дружинники. Девы щита не могут существовать сами по себе, а только в дружине, иначе не бывает.
И не каждый муж может пройти испытание в дружинники, поэтому среди готов дев щита очень мало. Эйрих только слышал, что такие есть, но лично никогда не видел.
— Что-то ты задумчивый опять, — произнесла Эрелиева. — Опять замыслил что-то?
— Думаю о девах щита, — честно ответил Эйрих. — Неужели ты всерьёз решила, что сможешь пройти испытание?
— Если пройду, возьмёшь меня в набег? — деловито осведомилась Эрелиева.
— А если не пройдёшь — будешь учить латынь? — спросил Эйрих.
— Я её и так буду учить, так что легко! — усмехнулась сестрёнка. — Спор?
— Не ты ли выла, что она слишком сложная и никогда ты на ней не заговоришь? — нахмурился Эйрих.
— Это было несколько зим назад, — пожала плечами Эрелиева. — Люди должны меняться.
— Очень интересно, — хмыкнул Эйрих. — Ладно, раз уже выдвинул условие, то так и быть. Пройдёшь испытание — пойдёшь со мной в набег.
Лучница она неплохая, поэтому будет полезна, но...
— Как вернёмся в деревню, начнёшь учиться ездить на коне, — сообщил сестре Эйрих. — Мне не нужны простые лучники, мне нужны конные лучники. Заодно тебе будет легче пройти испытание, ведь конный дружинник ценится больше.
— Но там же придётся копьём попадать на скаку... — сморщила недовольную рожицу Эрелиева.
— Это лучше для тебя, — заверил её Эйрих. — На коне, если что-то вдруг, можно и ускакать, а вот пешком, да ещё и девице...
Сестрёнку задела эта умышленная поддёвка. Она нахмурилась и уставилась в переносицу Эйриха недовольным взглядом.
— Зря злишься, — сказал ей он. — Я же для твоей же пользы стараться буду. И вообще, на коне в поход идти намного удобнее.
— Хорошо, — кивнула Эрелиева. — Раз мы сидим и ждём, расскажешь больше о той войне, о которой ты рассказывал?