Чингисхан

Мэн Джон

Поэтому 1,3 миллиона жертв - цифра более чем возмож­ ная для Мерва и полученная за время намного более корот­ кое, чем в большинстве приведенных в предыдущем абзаце примеров. Холокост длился пять лет, красные кхмеры убива­ ли более трех лет, а геноцид в Руанде, который Саманта Пау­ эр назвала «самым быстрым геноцидом, какой только знает мир», чуть дольше трех месяцев. Но если оставить в стороне споры о том, что называть «геноцидом», то ни один из приве­ денных выше примеров не может сравниться с тем, что со­ деяли монголы в Мерве. Для монгола было проще разделать­ ся с покорившимся судьбе пленным, чем с сопротивляю­щейся овцой. Овцу режут с осторожностью, так, чтобы не испортить мясо. В груди делается небольшая дыра, в нее за­совывают руку, хватают сердце и останавливают его. Овца, видимо, ничего не чувствует, и вся операция занимает пол­минуты. Для того чтобы разделаться с жителями Мерва, представлявшими несравненно меньшую цену, чем овца,

не требовалось таких церемоний. На то, чтобы полоснуть по горлу, нужно несколько секунд, и можно переходить к сле-

202

дующему. Речь тут идет не о годах и месяцах, а о часах. Для 7000 солдат расправа над миллионом человек была всего лишь тяжелой работой одного утра.

Свыше миллиона убитых в Мерве, десятки тысяч в не­ скольких других городах — это был, конечно же, холокост невиданных масштабов. Если учесть отношение монголов к немонголам, их неукоснительное повиновение приказу и их искусство убивать, то технически для них было вполне воз­ можно прикончить три или больше миллиона людей за два- три года вторжения в исламскую империю.

Но можно ли верить этим цифрам?

Полезно поглядеть на судьбу Мерва, как ее описывает Джувайни после уничтожения 1,3 миллиона человек, т. е., предположительно, всех, кого монголы нашли в пределах города и за его стенами. Это случилось в феврале 1221 года. Тем не менее в ноябре того же года слухи о том, что Джалал ад-Дин поднял оружие на монголов, послужили поводом для восстания. Монгольский гауляйтер Бармас приказал со­ брать «ремесленников и т. п» в лагере вне стен города, попы­тался вызвать туда «благородных», но ничего не получилось, «поубивал много народа, который попался ему у городских ворот», и многих увез в Бухару. Внутри Мерва шла борьба ме­ жду мятежниками и промонгольскими элементами. Один мятежник «отремонтировал стены и цитадель... занялся сель­ ским хозяйством и починил плотину». Когда появился дру­ гой мятежник, человек Джалал ад-Дина, «простой народ вос­ стал и перешел к нему», а он, в свою очередь, начал занимать­ ся сельским хозяйством и строительством дамб. Подавить мятеж прибыл сам Шиги, потому что «люди из разных час­ тей, привлеченные изобилием его богатств, поднялись изо всех углов и повернулись лицом к Мерву», к ним присоеди­ нились горожане. Новая осада закончилась уже знакомым нам образом: «На верующих надевали верблюжью сбрую, выводили на веревке по десять-двадцать человек и топили в крови (то есть казнили), и таким образом жертвами стали

203

ДЖОН МЭН

ЧИНГИСХАН

100 000 человек». Назначенный монголами наместник при­думал подлую уловку, он призвал всех оставшихся в живых вознести молитву, «и все, кто выбрался из своих убежищ», были схвачены и брошены в тюрьму, «в конце концов их сталкивали с крыши». Таким образом погибли многие люди, и так продолжалось, пока «во всем городе не осталось в жи­ вых и четырех человек». И все же новый эмир, Арслан, взял на себя правление — чем и кем, позвольте спросить? Собрал армию в 10 000 воинов и властвовал шесть месяцев. Вернул­ ся монгольский военачальник, «поубивав всех, кого нашел». Потом снова пришел Шиги и «начал пытать и мучить жите­ лей». И снова, «за исключением 10 или 12 индийцев... в городе никого не осталось». И тем не менее в 1240-х годах наместник Аргун приехал в кишлак неподалеку от Мерва, где «несколько дней пировал в царском дворце, и каждый из вельмож... начал разбивать парк и сооружать дворец». В 1256 году Мерв был в числе провинций, откуда «вино лилось, как вода, и неограни­ ченное количество провизии» доставлялось для монголь­ ского правителя Хелегу. В этом повествовании о повторяю­ щихся катастрофах всегда находилось все больше людей, которых можно было убивать, всегда что-то оставалось для новых грабежей, и если только это правда, то каждая катаст­рофа не была такой уж апокалиптической, как ее расписыва­ ет Джувайни.

Сколько же на самом деле погибло людей? Сказать невоз­ можно. Никакой переписи населения не производилось, и все цифры едва ли не больше, чем догадка. Но некоторые ос­ нования для размышлений остаются. Во всем Хорезме име­ лось 20 крупных городов, в среднем в каждом городе жило 100 000 человек, что грубо дает 2 миллиона горожан. Геогра­ фы, которых цитирует Бартольд, насчитали в богатейшей Зе- равшанской долине 223 кишлака, там же находятся города Бу­хара и Самарканд. Предположим, что в каждом кишлаке жило по 1000 человек, скажем, в целом 250 000, теперь возьмем, что в других, менее богатых провинциях было еще 750 кишлаков,

что дает число сельских жителей - 1 миллион. Сложим, итого получится 3 миллиона. А теперь посмотрим более свежие цифры по региону, когда-то составлявшему Хорезм. В нача­ ле двадцатого столетия Узбекистан и Туркменистан, бывшие тогда «Русским Туркестаном», насчитывали 2 миллиона че­ ловек, а иранская провинция Хоросан — около миллиона — снова, в целом, приблизительно 3

миллиона (в настоящее время там проживает около 30 миллионов человек). Таким образом, если Джувайни прав, то принятые нами цифры бы­ ли тогда примерно такими же, как до установления комму­ нистической власти, и монголы убили не просто каждого проживавшего в ряде главных городов, а перебили все насе­ ление их нового владения.

Но не перебили. Даже в самых экстремальных случаях го­ рода продолжали функционировать, мятежи подавлялись, войска набирались, налоги платились и восстановительные работы предпринимались. Простая оценка разрушений, ос­ нованная на сохранившихся источниках, едва ли соответст­ вует сопоставлению с развивавшимися там после ухода мон­ голов событиями. Таким образом, наши предположения и/или источники должны ошибаться, правда остается по­ гребенной под мусором истории, и ее не восстановишь. Воз­ можно, единственное, что мы можем сделать, — это допус­ тить, что населения было больше, а число смертей меньше, где-нибудь 25 процентов из 5 миллионов, в этом случае по­ давленное и доведенное до скотского состояния общество еще могло как-то существовать, пока течение времени не ос­ вободило его от подавленности.

Все же, при самых консервативных подсчетах, это дает нам 1,25 миллиона смертей за два года.

Что ни говори, но по своим масштабам такое избиение людей в абсолютном выражении остается одним из самых массовых в истории, столь резкое сокращение населения на 25—30 процентов может сравниться разве что с Черной смертью, величайшей катастрофой в истории Европы.

204

205

ДЖОН МЭН

ЧИНГИСХАН

Хорезмийским бойням находим современные эквива­ ленты. То, что произошло в Мерве, Ургенче и по всему этому региону, сравнимо с нацистским холокостом. Больше всего меня поражает банальность этого зла. Монголы, все до од­ ного, были мастерами по забиванию животных, для них убить овцу было делом рутинным, и убийство тех людей ни­ чем от этого не отличалось, это была работа, которую поло­ жено выполнять — ровно так же, как для Рудольфа Хесса, ко­ менданта Аушвица, заведование газовыми камерами и печа­ ми было не больше, чем обыкновенной технической и бюрократической проблемой. Но на этом сравнение закан­чивается. Холокост явился последствием политики, после­ довательно проводившейся годами и не имевшей ни воен­ных, ни экономических целей, единственной целью было выполнение антисемитской химеры Гитлера. Массовые убийства в Хорезме, напротив, были суммарным выражени­ ем одноразового решения использовать террор в качестве орудия устрашения, если выразиться точнее, то это был не геноцид, а убийство городов, стратегия, заслуживающая собственного термина - урбоцид. Для монголов месть по своей мотивации не имела ни расовой, ни религиозной по­ доплеки, она осуществлялась в конкретном месте и была ча­ стью определенной стратегии.

перешел через Гиндукуш и через Хайбарский проход, спус­ тился на равнины Северной Индии. Там он оказался зажа­ тым между Индом и теснящими его монголами. Здесь нашла конец его армия, но не он сам. Как живописует Джувайни, он бросился со своим конем в воды Инда и, переплыв необъят­ ную стремнину, благополучно выбрался на противополож­ ный берег. Изумленный Чингис, прижав руку ко рту, с восхи­ щением следил за ним во все глаза и приказал не преследо­ вать его: «Если бы у каждого отца был такой сын!» Джалал не погиб и некоторое время продолжал воевать, правда без осо­ бого успеха, и о его геройстве слагали легенды. Где он встре­ тил свою смерть, никто не знает. Говорили, что в 1231 году его зарезали курдские разбойники, не ведавшие, кто он. Многие годы по поводу его судьбы ходили слухи. Джувайни пишет, что объявились два лже-Джалала, обоих за самозван­ ство казнили.

Чингис решил не пользоваться плодами победы и не вторгаться в пределы Индии. По одной из версий, ему по­ встречался заговоривший с ним «единорог». Скорее всего, это были носороги, вид которых вызвал в Чингисе такое бла­ гоговение, что он внял толкованию Чу Цзая - не мешкая по­ ворачивай назад!
– и пошел туда, куда звала его судьба, обру­ шившись на неверных вассалов, осмелившихся бросить ему вызов, и на неведомые страны, лежавшие далеко на западе.

Кровавая резня в Мерве еще не означала конца. Джалал ад-Дин, сын Мухаммеда, пошел не в отца. Он собрал остатки войск и, преследуемый по пятам Чингисом, отступил на юг, в нынешний Афганистан. Весной 1221 года в Парване, к севе­ ру от Кабула, он нанес монголам первое в этой войне пора­ жение. (Между прочим, монголами командовал Шиги, свод­ный брат Чингиса и вероятный редактор «Тайной истории». Чингис отнесся к этому снисходительно. Шиги не доводи­ лось еще испытывать ударов судьбы, сказал он. Это послужит ему хорошим уроком.) Джалал, пытаясь, несмотря ни на что, оказывать сопротивление, отступил еще на 400 километров,