Числовая символика средневековья

Хоппер Винсент Фостер

Часто в их сочинениях встречаем расширенные комментарии по поводу числовой науки, не связанные контекстом. Общим местом для них стало произнесение панегирика данности заданного числа, отступая от темы, чтобы указать как можно больше значений или образов спорных чисел.

Более того, числа использовались самими Отцами Церкви в символическом смысле. Августин классифицирует точки зрения Винсента из Бове под 11 заголовками ошибок, что достаточно для предположительной методики исследования. 11, переходящее границу десятка (закона), было известно как число греха.

Предполагается,

что Септуагинта, как заключено в ее названии, была переведена 70 божественно вдохновленными людьми. На Никейском соборе, по словам Евсевия, присутствовало 250 епископов, Афанасий пишет, что их было 300, а Созомен говорит о 320. Но в соответствии с недавно открытыми пропорциями установленной традицией стало число 318.

Августин с восхищением пишет о 41-й книге Барона и пытается ее тщательно разъяснить. Исходя из подобных соображений, даже формальное устройство христианских книг отдает должное науке числа. «Ерад Божий» аккуратно устроен в виде 22 книг (как Ветхий Завет и еврейский алфавит), две группы из пяти посвящены опровержению, вызывая в памяти 10 заповедей Ветхого Завета. Три группы по четыре имитируют Евангелия апостолов, положительную аргументацию и представление.

Рабан пишет, что общая сумма знания содержится в 22 книгах его трактата De universo («Мироздание»).

Энциклопедии Бартоломео Английского, Томаса из Кантампре и Гроссетеста, каждая из которых состоит из 19 книг, бесспорно, символизируют 12 знаков и семь планет и, следовательно, Вселенную. Известные «Божественные установления» Лактанция также завершены, о чем свидетельствует их семикратное деление. Другие работы классифицируются под 12, или 50, или 100 заголовками, как и Centiloquium Бонавентуры. Следуя такой модели, Данте усиливает завершенность «Божественной комедии» формальным делением поэмы на 100 песен (три поэмы по 33 песни и одна вступительная).

Глава 6

Средневековая числовая философия

Проникновение цифрового сознания в Средние века неизбежно вытекает из того очевидного обстоятельства, что в этот период не существовало ни одного источника вдохновения, не пронизанного числовой философией.

Даже возобновившиеся торговыми отношениями, Крестовыми походами и наплывом арабских ученых из Испании связи с Востоком никоим образом не изменили концепцию числа как символа космоса. Такие добавления, как принципы аверроизма, направления в западноевропейской средневековой философии, развивавшего идеи Аристотеля в его интерпретации арабо-испанского перипатетика XII века Ибн Рушда (Аверроэс), были александрийского происхождения, схожие с манихейством и гностиками.

Нововведение Аристотеля послужило для того, чтобы добавить значимости таким традиционным числовым группам, как четыре причины, четыре элемента, 10 категорий, хотя это было и не обязательно. В результате столь разнообразных воздействий складывался единственный вывод о том, что все числовые теории, о которых шла речь в предыдущих главах, вместе с несколькими нерассмотренными вариантами, встречаются в Средние века.

Правда, в качестве доминирующей позиции оставалась связь с христианством, вытекающая из

нумерологии Августина и его предшественников. Именно поэтому основное значение большинства средневековых числовых символов можно вывести из принципов Августина, подробно изложенных в предыдущей главе.

В философском смысле утверждали или, по крайней мере, неявно признавали однозначное, самое важное толкование числа, связанное с космическими тайнами. Сочинения же Филона и различные теории гностиков объединяли астрологию и пифагорейство в поисках космического первообраза.

Из астрологии выводится гипотеза об установлении совокупности, определяемой тем же номером, соотносящейся между собой (семь планет, семь дней, семь церквей). Отсюда также проистекает представление о большинстве числовых символов, чье обоснование доказывалось бесспорным появлением на страницах Писания.

Именно пифагорейству мы обязаны упорядочению этих установленных истин (отношению 3 и 1, 7 и 8), равно как и методов, с помощью которых можно манипулировать числами, обнажая содержащийся в них скрытый смысл.

Вероятно, ни один из факторов, связанных с утверждением аксиомы космического порядка (и, соответственно, фиксированной природой цифрового множества), не оказался столь значимым и не получил широкого распространения, как астрология. Благодаря ей мы можем проследить источники почти всех проявлений цифровой науки.

От Фирмикуса Матер нуса Юлия до Роджера Бэкона (ок. 1214 — после 1294) принципы астрологии практически не изменились, в то время как астрология стремилась распространиться на все области науки. Даже отрицая воздействие звезд на волю и разум, богословы признавали, что физическое тело человека ощущает влияние небесных тел. В мистическом плане исключительным символом Божественного начала оставалось Солнце, на чем заострил внимание Альберт Великий: «Солнце воплощает «механизм» мира, обозначает власть Отца, мудрость Сына, любовь Святого Духа».

Следовательно, Феникс, символ Христа в старой английской поэме, прилетает с солнца, 12 раз купается, 12 раз пьет воду из кипящего источника и обозначает смену часов биением своих крыльев. Что же касается науки, то астрология процветает на всех уровнях, начиная от прогнозирования кряканья уток или мистификаций Мерлина в седьмой книге (гл. IV) «Истории» Готфрида Монмутского вплоть до рассуждений элементарной педагогики в седьмой книге поэмы Джона Гауэра «Исповедь влюбленного» (Confessio amantis, ок. 1390) и последовательно основательного учения Шартрской школы.

Тем не менее во всех версиях, фантастических и фундаментальных, основные положения вавилонской науки оставались незыблемыми. Классификация всей жизни человека исходя из драгоценных камней, трав или металлов связывалась с образцами, олицетворяющими звезды.

Результат столь широко распространенной связи с небесными явлениями отчетливо отражается в «Пастырском календаре». Хотя он был опубликован не ранее 1493 года, так называемая «первая печатная книга для широких масс» — всецело средневековый документ. По мнению Торндайка, подобные энциклопедии получили широкое распространение начиная с IX века.