Чистое золото
Шрифт:
— Знаю об этом, — ответил завуч. — Что же он все-таки пишет?
— «Это был я». Говорю вам, сообщает, что это он бросил записку.
— Чорта с два! — неожиданно сказал Петр Петрович и вынул изо рта трубку. — Будет он вам об этом сообщать!.. Вы извините, конечно, — прибавил он, мгновенно насупившись. — Я… это самое… хотел сказать, что не о том он пишет.
— А о чем же?
— Что «белый мальчик» был он. Вот о чем.
— Не может быть! — закричала Татьяна Борисовна.
Вечером под березу пришел один
Моргунов приплелся неохотно и был очень сумрачен, но отпираться не стал и, когда Новикова его спросила: «Степа, так это ты был белым мальчиком?» — ответил:
— Ага. Я же вам написал.
Степа рассказал, что утром ушел с Митхатом в лес, захватив с собою без ведома матери немного муки в мешочке. Мальчики хотели развести костер и испечь лепешки. Митхат попросил показать ему балаган, о котором слышал от товарищей. В балагане они начали возиться, и Митхат хлопнул Степу мешком по голове. Старый мешок порвался, и Степа весь вывалялся в муке. Тут он услышал, что хрустнула ветка, и высунулся из окна — посмотреть, кто идет.
— Вижу, старая Филимониха смотрит на меня ненормальными глазами. Я взял и завыл тихонечко. Просто так, для интересу… А тетка Матрена корзинку бросила — и бежать! Мы даже удивились, чего это она. Потом вдруг дядя Егор показался… Тут я убежал. А нынче слышу — заговорили, что тетка Матрена рассказывает, будто она какого-то белого мальчика видела… Ну, я решил вам сказать…
— Где же Митхат был, когда ты убежал?
— В балагане сидел, — раздался тонкий голосок. — Спрятался за печкой. Старик не видал…
— Вы понимаете, мальчики, что придется рассказать об этом директору?
— Надежде Георгиевне? Ой, не надо, Татьяна Борисовна!
— Как «не надо», голубчик! Мы с тобой будем молчать, а отсталые люди начнут ерунду рассказывать про привидения на прииске, детей пугать.
— Так ведь их мало… отсталых-то… Никто не верит, — прошептал Степа.
— Мало, это верно… Но ведь мы с тобой хотим, чтобы их совсем не было. Правда?
— Ну да, — уныло согласился Степа.
А Митхат, с беспокойством наблюдавший за товарищем вздохнул и спросил:
— А может, ничего, Татьян Борисовна, что есть немножко отсталый? Потом умный станет…
— Нет, Митхат, это не все равно. Пойдемте-ка, ребята.
Разговор с директором длился долго. Степа вышел от Сабуровой присмиревший и грустный, но скоро повеселел и даже перекувырнулся через голову. На душе у него впервые за три дня стало спокойно.
Надежда Георгиевна попросила Анну Прохоровну и Мухамет-Нура не бранить больше мальчиков и прибавила, что они молодцы: сами во всем сознались, поступили как честные ребята.
Весь прииск хохотал над бабой-штейгером. А дядя Егор издали завидев Степу, кричал:
— Ну ты, призрак бледный, как дела?
Утром в день первого испытания выпускники
— Честное слово, ребята, точно спал непробудно и во сне видел одни учебники! — говорил Андрей Мохов. — А сейчас проснулся — и удивляюсь, что это мы все на бревнах сидим.
— Да еще такие нарядные! — рассмеялась Лиза. Да, Андрейка?
— Не говори… Причесались все гладенько. Вот уж правда, как в песне поется: «Волос к волосу лежит…»
Илларион Рогальский, молчаливо шагавший по двору, остановился перед Тоней.
— Дурацкое состояние! — сказал он. — Повторять уже поздно, да и в голову ничего не лезет, болтать не хочется… Брожу, как неприкаянный. Хоть бы началось скорее!
— Илка, честное слово, ты трусишь не меньше нас! воскликнула Лиза, с интересом глядя на Иллариона. Вот не думала!
— А что же я, из другого теста слеплен?
— Правда, скорее бы уж!
— Сейчас, дорогие товарищи, уже девять, — объявил Толя Соколов. — Приготовьтесь. Вот-вот за нами придут.
— Ой! — взвизгнула Лиза и спрятала голову в колени, так что густые курчавые волосы свесились вниз. От искусной прически не осталось и следа. — Так и есть! Петр Петрович!
Завуч вышел веселый, в светлом, хорошо сшитом костюме.
— Ребята, становитесь в шеренгу. Идемте на первый экзамен! — громко сказал он.
— Петр Петрович, не надо! Мы ужасно боимся! — крикнул кто-то из девушек.
Этот возглас насмешил всех, и выпускники с шутками стали по парам.
— Ну, товарищи, бодрее! Без паники! — напутствовал друзей Илларион.
В дверях школы стояла улыбающаяся учительница второклассников и принимала у девушек цветы. Когда мимо нее прошла последняя пара, Ирина Филипповна вся потонула в огромном пестром букете.
Десятый класс был тоже убран цветами. Со стен свешивались гирлянды сосновых веток с нежными светлыми лапками. На выпускников смотрели улыбающиеся лица любимых вождей и писателей. Взволнованный Горький на портрете приветствовал из окна вагона встречающую его молодежь.
В углу на столике лежали стопки книг. Это были произведения, изучавшиеся десятиклассниками. Большая ветка жимолости наклонялась над ними, и мелкий розовый цвет осыпал переплеты.
Пока экзаменующиеся рассаживались каждый за отдельную парту, Ирина Филипповна внесла большую голубую с драконами вазу, полную цветов.
— Вот и ваза Надежды Георгиевны, — зашептала Лиза Тоне, перегнувшись со своей парты. — Это я вчера Андрея за ней посылала.
Тоня досадливо повела бровью и ничего не ответила. Ей не хотелось нарушать ту большую сосредоточенность, которую она в себе чувствовала.