Чистое золото
Шрифт:
— Что ты болтаешь? Какой молодой человек?
— Нипочем не узнаешь! Степка наш и с ним Мухаметов братишка.
Скоро Тоня и сама убедилась в справедливости Лизиных слов и даже слышала, как Новикова рассказывала мальчикам про диплодока, громадного ящера, чей скелет стоит в Московском палеонтологическом музее. Степа восхищался и шагами отмерял на пустыре длину зверя, а Митхат не верил, что диплодок был травоядным. Такой большой!.. Не может быть! Если уж кролик…
Близилось двадцатое мая — первый экзамен,
Похудевшие, озабоченные десятиклассники занимались дни и ночи. На консультации приходили подтянутые, без обычных шуток и смеха. Серьезность предстоящих испытаний только теперь полностью стала ясна им.
Татьяна Борисовна волновалась гораздо больше, чем ее ученики. То ей казалось, что какой-то раздел пройден плохо, поверхностно, то она решала, что надо было совсем по-другому вести повторение. Если кто-нибудь на консультации обнаруживал неуверенность, она мрачнела так, что ученики это замечали. Толя Соколов несколько раз говорил ей:
— Вы только не волнуйтесь, Татьяна Борисовна: все выдержим. Возьмешь билет — все в голове уляжется и как по маслу пойдет.
— Ах, что вы рассказываете, Соколов! — отмахивалась Новикова. — Так не бывает.
Сейчас же она вспоминала, что именно так бывало с ней самой и в школе и в институте. Она с удивлением взглядывала на Соколова и замолкала.
Сабурова несколько раз приходила на консультации и сказала что совершенно спокойна за десятиклассников.
— А Заморозова? — спрашивала Новикова. — Ведь она больше тройки ни за что не получит…
— Заморозова — человек ленивый и неорганизованный, — отвечала Надежда Георгиевна. — Тройка у нее обычная отметка. Но, по-моему, на государственном экзамене и она может получить четыре.
За три дня до экзаменов произошло событие, всполошившее весь прииск.
Жарким, совсем летним полднем тетка Матрена Филимонова ввалилась в школу и потребовала:
— Надежду Егоровну мне! Ох, мочи нет. Зовите Надежду Егоровну, пока я не померла тут у вас!
Баба-штейгер не могла отдышаться, казалась перепуганной и поминутно вытирала пот с бледного широкого лица.
Сабурова пригласила Филимониху в учительскую, где работала с Новиковой:
— Что с вами, Матрена Назаровна?
Тетка Матрена выждала, пока уйдет гардеробщица Маруся, и зашептала, оглядываясь на дверь:
— Смерть моя, Надежда Егоровна! Видела я его…
— Кого? — спросила встревоженная Сабурова.
— Ох, голубушка вы моя!.. С белым мальчиком я повстречалась…
Лицо Сабуровой прояснилось.
— Вот оно что! — сказала она с улыбкой. — Что вы вспомнили, Матрена Назаровна? Мало разве в свое время объясняли, что никаких белых мальчиков нет!
— Да о чем это вы? — недоумевая, спросила Новикова.
— Это, Таня, старинная местная легенда. Я ее слыхала
— Чушь какая! — с возмущением сказала Новикова. — Как вам не стыдно, товарищ Филимонова!
— Вы, барышня, меня сразу в отсталый элемент не производите, — обиделась баба-штейгер. — Я сама думала, что сказки это. Да ведь видела его, видела своими глазами…
— Напекло вам солнце голову, вот и показалось.
— Пошто же вы думаете, что у меня голова такая слабая. Жизнь прожила — никого думать за себя не просила.
— Погоди, дружок, — сказала Надежда Георгиевна, пусть Матрена Назаровна расскажет, как это случилось.
— Пошла я за щавелем, — начала Филимониха, — набрала корзинку… А из тайги знаете как сейчас хорошо пахнет Дух теплый, свежий. Дай, думаю, поброжу… Ну, и пошла и пошла… аж до балагана, что возле Блин-горы. Подхожу, вижу — вроде в окошке что-то белеется. Что такое? Не почудилось ли? Подошла ближе, а он и высунулся… Белый весь как есть… да как завоет!..
Баба-штейгер сама сидела белая, с остановившимися круглыми глазами.
— Ну, а вы что же?
— Выронила корзину — да бежать… На дорогу выскочила и сомлела, сил не стало. Пала на землю, встать не могу. Тут Егор Конюшков на меня набрел: «Ты что, Матрена?» А я сказать ничего не умею, зубы стучат. Отошла маленько, говорю: «Сходи посмотри, Егор Иванович, а я в школу побегу — может, товарищ директор там». Сейчас, поди, и он придет, коли беды какой не вышло.
В дверь просунулась голова Маруси:
— Надежда Георгиевна, дяденька Конюшков вас спрашивает.
Из глаз Маруси так и брызгало любопытство, и Сабурова с неудовольствием подумала, что о посещении школы Филимонихой и дядей Егором пойдут толки.
— Спасибо, Маруся. Попроси сюда Егора Ивановича.
Дядя Егор вошел стремительно и сразу заявил:
— Озорует кто-то в лесу, Надежда Егоровна. Матреша разъяснила вам, в чем дело? И я мальчика видел.
— И вы видели, Егор Иванович?
— Точно. Выскочил он из балагана и в лес пустился. Я было за ним, да отстал. Как провалился он. Только захихикал издали.
— И что же, он действительно белый? — не вытерпела Новикова.
— Белый… и голова и лицо… А в руке белый узелок. Неприятно мне как-то стало… Ребят постарше бы в лес послать. А может, заявить в район?
— Погодите, Егор Иванович. Ребят давайте не тревожить, пусть занимаются. У них сейчас ответственные дни. В район заявим пожалуй, только людей насмешим. Вот милиционер Миша с кем-нибудь из приисковых комсомольцев пускай в лес сходит. Вы это организуйте. И очень прошу, друзья, чтоб разговоров не было.