Чистые струи
Шрифт:
Где-то далеко-далеко, за огромной и островерхой горой Благодать готовилась к новой ночи родная Кедровка — лучший на свете поселок. Потому что там сейчас отец, мать и сестренка, потому что Валек прожил там всю свою жизнь и никогда ему не было там холодно и одиноко… Если бы не во сне, а наяву взлететь и помчаться над тайгой, через гору, обогнать поезд и очутиться дома!.. Валек почувствовал, что плачет, сердито смахнул рукавом слезы и пнул стоявший рядом чемоданчик.
— Ой! Что это у тебя? — удивилась тетя Лида. У нее было веселое лицо,
— Кроты… — В голосе Валька, как он ни старался скрыть еще не отхлынувшие слезы отчаяния, прошуршала нотка горечи.
— Красота-то какая! Купил?
Валек хотел объяснить, но не справился с голосом и только покачал головой.
— Ну вот что. Ты не плачь, это совсем ни к чему! Давай поешь, и я повезу тебя на автовокзал. Через час будет автобус на Тихое, еще и обгонишь свой поезд!
Вспыхнувшая в пом радость туг же погасла. У него не было денег на автобус. Он растерялся и, собирая шкурки, старался сообразить, что делать.
— И много у тебя их? О-е-ей! Сам ловил? Ну ты гляди, а! Вот уж молодец… Дорогие поди? Вон ведь какие черненькие!
Валек удивил ее, сказав совсем упавшим, незнакомым голосом, что шкурки самые дешевые — по рублю двадцать. Она как-то странно посмотрела на него, потом — на чемоданчик.
— Ну ладно! Пойдем!
Шли быстро и совсем не той дорогой, которую проделал сегодня Валек. Минут через десять, не садясь в автобус, оказались на оживленной — люди ехали с работы — трамвайной остановке. Тут же подошел и трамвай, но они не попали в него. Их просто отбросили в сторону, и тетя Лида чуть не упала, поскользнувшись на уплотненном и отшлифованном тысячами ног нечистом городском снегу. А у Валька от отчаяния метались в мозгу беспомощные мысли. И уехать хотелось, и не хотелось опозориться, поставить в неловкое положение тетю Лиду, бросившую свою работу, чтобы помочь ему, попавшему в беду Вальку.
— Кому же ты привозил шкурки, а? — Тетя Лида тоже замерзла, приплясывала, упрятав руки в потертые рукава форменки.
— Сдавать… — Валек незаметно, без пристука, вдавливал в твердость снега коченеющую пятку.
— Н-ну и что не сдал-то?
— Магазин на ремонте.
Тут подкатил еще один трамвай, но тетя Лида вроде и не заметила его.
— Какой магазин? Разве в магазине сдают?
— Ну да… В охотничьем.
— Чудак! — она схватила его за воротник и потрясла немного, весело засмеявшись. — В магазине! Вот чудачок, господи. Пойдем!
Они почти бежали — не в ту сторону, куда нужно было ехать на трамвае, а в обратную. Наскочили на кого-то в толпе, но тетя Лида лишь обернулась на негодующие голоса, сказала растерянно и негромко:
— Извините!
Они подбежали к адресному киоску. Тетя Лида стала стучать в завешенное окошечко.
— Ну что за люди, что за люди! Видите — закрыла уже!
— Так откройте! Ну на секунду! У нас такое важное дело, — и стала стучать снова, нарываясь,
— Ну что вам нужно?
— Милочка! Ради бога! Где можно сдать шкурки?
— Шкурки? Какие шкурки? Можно посмотреть?
— Да посмотреть-то можно, только мы так спешим… Вот. Открой-ка ей.
— А… Я думала… Сейчас, погодите минутку.
Потом они бежали снова.
— Ничего, успеем! Тут рядом, — успокаивала Валька запыхавшаяся тетя Лида. — Вот сюда… Теперь сюда… — заглядывала она в голубенькую бумажку.
Вальку было уже жарко, сердечко его подпрыгивало от возбуждения и радости.
— Ну, кажется, успели!
Небольшой из красного кирпича домик уже светился тусклыми желтыми окнами. Но в коридоре было темно, и они, шаря по стенке в поисках двери, опрокинули что-то пустое и звонкое. Дверь открылась сама, да так быстро, что тетя Лида отскочила в испуге и повалила небольшую стенку пустых ящиков.
— Вам помочь? — раздался над ухом Валька веселый мужской голос.
— Да у вас тут… — тетя Лида не договорила — загремела, рассыпаясь, еще одна горка сложенной тары.
— Вот так! Вот так! — приговаривал в темноте мужчина, азартно разбрасывая ящики. — Целый день складывал! — похвалился он, снова открывшая дверь. — Проходите — гостями будете, а если с пол-литрой — хозяевами!
На длинном дощатом прилавке, разделившем квадратную комнатку пополам, лежала связка разномастных лисьих шкур. Рядом — россыпью — несколько колонковых, ондатровых и еще каких-то, не поймешь. В углу, возле затухающей железной печурки, до половины обложенной кирпичами, грудились обильно смазанные солидолом массивные капканы. И больше — ничего. Пустовато, но тепло и уютно, — Вальку это понравилось. Еще больше понравился хозяин этой заготовительной конторы — высокий, худой человек с негнущейся деревянной ногой, ловко турнувшей в нутро печки высунувшееся оттуда смолистое полено.
— Ну, хвалитесь! — Он простукал к прилавку и сдвинул в сторону зашуршавшие, захрустевшие трофеи. — Соболя? Ондатры? Выхухоли?
— Кротики, кротики… — заулыбалась оправившаяся от смущения, вызванного разбоем в коридоре, тетя Лида. Она с достоинством выставила на прилавок перекосившийся от последних испытаний Валькин чемоданчик.
— Кротики, кротики — надорвешь животики! — промурлыкал приемщик. — Поштучно или оптом?
— Как подороже! — лукаво ответила тетя Лида. — Вон какую даль перлись!
Приемщик растряс пачечку, прицокнул языком. Валек понял, что шкурки ему понравились.
— Сколько здесь?
— Четыре сотни, — сказала тетя Лида, распутывая свой старенький пуховый платок. — Три раза пересчитывала.
— Можно было и два! — поучительно изрек приемщик и потянулся к замусоленной тетрадке. — Кротики, кротики… Вот! Мда…
— Что там? — встревожилась тетя Лида, потянувшись к тетрадке. — Читай!
— Плохо дело…
Валек покрылся испариной. А так уж разнадеялся.