Чистые струи
Шрифт:
— Лесу завались! — отозвался за стенкой легкий — не поймешь, мужской ли, женский ли — голос. — А шпалы по сто лет не меняют. Экономят все! Забота о людях… Вот она, забота. Чуть в сугроб не гуднули.
— Кто это там перепугался? — почти весело и громко спросила Валькина спасительница. — Если добрый молодец, то шел бы лучше помогать.
— Вы это серьезно? — ужом завернул из соседнего купе свою шею словоохотливый собеседник.
— Вполне!
Валек разглядел круглое безбровое лицо и пятнистую — из собаки — мохнатую шапку.
— И это, по-вашему, решение вопроса?
— В данном случае — да.
— Нет уж! Спасибо! Не намерен расплачиваться
— Тогда помолчите.
— А вы мне рот не затыкайте! Правды стыдиться нечего! — Собачья шапка чуть подалась вперед, вытянув на свет лоснящийся воротник дорогого полушубка. — М… Мария Николаевна?! Какими судьбами?
Женщина скинула на воротник платок, поправила волосы и снова спрятала их под легким козьим пухом.
— На семинар вызвали.
— Вот хорошо! — Безбровый скользнул в Валькино купе, уселся за столиком напротив. — Я ведь тоже на семинар. Самолетом хотел, да прособирался. Вы-то почему на поезде?
— Ничего, не барыня.
— Вы что, с сынишкой в райком?
Валек осторожно потянул из тепла ноги. Но тут же почувствовал, как тяжелая рука придавила их.
— Что же вы не вышли? — спросила женщина важного человека. — Надо же паровоз поднять, все там.
— Шутите! Поднять… Пусть кран вызывают. Паровоз, Мария Николаевна, не телега!
Разговор у них совсем разладился. Наступило молчание.
— Так что вы тут про шпалы говорили? — вспомнила женщина.
— Да так… К примеру… Кофе не хотите? У меня термос. Принести? Сынишка пусть отогреется.
Мария Николаевна посмотрела на Валька, замялась. Валек сделал вид, что спит. Хотел засопеть посильнее, но нос заложило, и он всхрапнул, тут же почувствовав, что покраснел от этой неожиданности.
— Спит он! — облегченно сказала женщина. — Не буду будить.
Кажется, ушел! Валек так долго притворялся спящим, что и вправду уснул. Он как-то мельком слышал гомон возвращающихся в вагон людей, потом почувствовал толчки тронувшегося в путь состава и обрадовался, не покидая сна, — подняли паровоз! Без крана подняли!
Потом ему приснился отец. Он неторопливо шел за вагоном и вглядывался в окно. Валек догадался, что паровоз поднимал отец, а все ему помогали. Надо было и ему, Вальку, выскочить из вагона. Вот не догадался!
— В следующий раз поможешь! — сказал весело отец.
Окно, оказывается, было открыто, в него задувал теплый, летний воздух. И тайга вдоль невысокого полотна была насквозь прогрета солнцем, укрыта расплывчато колеблющимся зноем. Валек пытался вспомнить и не мог — куда везет его радостно гудящий поезд? Тогда он решил спрыгнуть с поезда. Метнулся по коридору, выскочил в тамбур, обрадовался, что двери не заперты, и, примерившись к скорости, к мелькающим навстречу столбам, смело оттолкнулся от подножки. Прыжок получился легкий и длинный. Он перелетел всю насыпь и все летел. За насыпью тянулось неширокое озерцо. Бросились в стороны, в камыши, две только что любовавшиеся друг другом чирушки — уточка и селезень. Валька приподнимало и несло дальше — к березовой релке, через нее, через огромную марь, вдоль реки, берега которой заставлены островерхими зародами свежего сена…
Валек уже почти не боялся этого нескончаемого полета. Только завидев несущуюся навстречу преграду — огромную ель или даже сопку, он подтягивался весь, ожидая удара. Но удара не было, его просто переносило через любую преграду, как выбитую ветром из куриного крыла пушинку. Валек затревожился: куда затащило! Вон лосиха повела к водопою длинноногого малыша, вон медведь присел, вверх смотрит… Дальше, дальше
…В вагоне было тихо. Валек чувствовал еще, как бьется растревоженное приснившейся бедой сердце, но уже успокоился, зная, что чемоданчик его никуда не делся — лежит себе под полкой в удобном тайничке. Четыреста шкурок! Правда, взрослые за лето, бывает, и по тысяче насушивают, но чего сравнивать! У них и тропы лучше, и капканов не сорок штук.
Валек стал кротовничать случайно. Отец этим не занимался. Вообще он какой-то равнодушный к охоте с рыбалкой. Приведешь к реке, удочку ему настроишь — лови на здоровье! Минуту поглазеет на поплавок, усмехнется и полезет в карман. А уж если задымил своей махрой, то непременно задумается, сонный какой-то станет. До пескаря ему, как же! И смотри: вроде не старый еще, сорока нет, а такой усталый. Работа работой, но и еще какой-то интерес должен быть у каждого. Иначе что это за жизнь? Тягота. Вон поселковые мужики — тоже на лесосеках вкалывают, аж рубахи заворачиваются, а ведь находят время с ружьем пошастать, щук поблеснить, грибов на зиму наворочать.
Старую тропу нашел отец. Совсем случайно. Валил, валил елушки, потом поставил пилу и отошел от товарищей подальше. Другой на его месте сразу бы смикитил что к чему, а он удивился, видите ли, что в капкане кости. И пошел с этим капканом в бригаду. Были тут и охотники. Те долго не раздумывали, понизали на проволоку уловистые пружинники. Валек потом отца почти до слез доводил упреками. А чего ж он! Кротоловок только во сне накупить можно. Уговорил все же, взял отец его к себе на лесосеку, показал тропу. Вычистили ее образцово-показательно. Только сначала не обнаружили другую тропку, что с большой сливалась. А вот на ней как раз сорок ловушечек! Валек объявил их своими и тут же насторожил снова: крот пер и по старым норам, не обращая внимания на останки себе подобных, и новых наковырял будь здоров. Так и повадился Валек с лесорубами в тайгу ездить. Пешком-то туда скоро не дойдешь, а на дрезине — полчаса.
В первый раз, когда проверять явился, вышел на тропу — и похолодел! Мох сбит, капкана нет, вот так! И дальше не пошел, вернулся насупленный, стал приглядываться к лесорубам: кто бы мог? Ему объяснили — капканчик нужно палочкой притыкать, иначе кротяка в нору утащит. Далеко — не далеко, а к чему дополнительная колготня? Богато в тот день взял, все бегал — пустые капканы с места на место перебрасывал. Зато уж кое-кто в бригаде ахнул. Потом дни послабее пошли. Пятнадцать — двадцать кротов. Но это тоже кое-что! Каждая шкурка — рубль двадцать. Этак за лето и приодеться, и приобуться можно — с отца-матери не тянуть.
Отец как-то сказал, мол, тебе, Валек, с пацанятами бы надо — на речку бегать, загорать, в кино ходить… Чудной! Не понимает, что он как в сказке живет, только еще лучше. Утром, когда вальщики только настраивают свои сложные бензопилы, а сучкорубы помогают трактористам заправлять трелевщики, такая тишина в тайге, что каждую упавшую росинку слышно. Валек выходит на тропу и волнуется, хочется ему припустить бегом, ведь первый капкан самый уловистый: каждый день в него попадает два, а то и три зверька. Вчера вынул из него патриарха — не темно-пепельного, как обычно, а бурого, с седым галстучком, огромного и сильного крота. За нос попался. Такой уж длинный у него вырос нос!