Чистые струи
Шрифт:
— В общем, заруби себе на носу! — почти крикнул вдогонку сосед. — Себе же хуже сделаешь.
Жалел Васька своих непутевых соседей: больно было смотреть на их частые ссоры. Потому ссорятся, думал, что некому помочь им, одиноким. А одним тяжело тянуть такой огородище, за скотиной ходить. Поговаривали, правда, в поселке, что от жадности все это. Что не дочери с зятем возит тетя Зина овощи да сало, а на базар. Васька не придавал этому значения. Однажды только обхитрил его дядя Коля, в дураках оставил. Васька принес соседям молодых кедровых шишек. Они были липкие еще,
А дяде Коле это неинтересно… Для виду слушал.
Через неделю Васька сунулся к кедрам, а там — будто ураган прошел. Шишки с ветками поснимали. А тетя Зина потом кому-то проговорилась: ведро испортила, как шишки варила. Для себя-то чего их варить — сунь в печку, оплавятся. Ясно, на базар…
Уже и полоть Васька кончил. Сидел на крыльце, отходил понемножку, одолевала усталость, а все не мог избавиться от этих мыслей.
Недели две не встречался он с соседом, да и не до него было: дежурил на школьной кроличьей ферме. Уходил из дому рано, возвращался с матерью вместе. А потом — на чердак, пошуршит, устраиваясь, сеном и затихнет до солнца. Правда, будил его иногда топот на крыльце — возвращался с обхода отец. Слышал Васька, как выходили они с матерью во двор. Она поливала отцу припасенной теплой водой, промахиваясь, видно, в темноте. Отец фыркал, говорил ей что-то, и мать смеялась: «Не умрешь!»
Васька забывался, втягивался в сон — и уже до самого утра.
Но вот столкнулся однажды он с дядей Колей у родника, где брали воду в засушье, — в колодцах в это время она начинала ржаветь и шла только на стирку да полы. Сосед первым поздоровался. Будто ничего и не случилось… Может, обрадовался, что пронесло. По-прежнему «Васек да Васек». Совесть же у человека! Про отца вспомнил: тяжело, мол, ему летом, кругом загорания. И обход большой, шел бы лучше в леспромхоз. Там и заработки больше, и не перерабатывают.
— А вы ему это скажите! — хмуро посоветовал Васька.
Зачерпнул воды и пошел себе потихоньку. Но все же подумал, что напрасно нагрубил человеку… Малость постоял, поджидая соседа, но того все не было. Васька отнес ведра, поколол немного дров, а соседа еще нет.
Наконец появился. Заспешил в огород, к тете Зине. Зашептались о чем-то. Потом дядя Коля направился к Ваське.
— Слушай, Васек, куда Балашов подевался, а?
Интересно, что случилось! Сколько с Балашовым не разговаривает, а тут — на тебе!
— Нет дяди Игната, — ответил тихо. — В городе. Бабу Полю в больницу повез.
— Да… Жаль бабусю.
Васька заметил, что сосед сразу как-то оживился, повеселел.
— Ах как жаль бабусю! — повторил он. — А ты не знаешь, когда он вернется? Да не косись на меня, Васек! Дело у меня к Балашову.
— Покосы отец отводит, не Балашов. Вы же это сами знаете!
— Ц… м-м! Верно же! Что же это я… А где отец, Васек? — посмотрел выжидающе.
И сам не знает Васька, что это на него нашло, зачем, собственно, соврал дяде Коле. Может, уловил в голосе и глазах соседа какую-то дальнюю нехорошую задумку или подумал, что отцу сейчас не до отводов, а травы — вон по полянам, на колхоз хватит. Не просил же дядя Коля участка по весне: где хотел, там и косил, по-хозяйски…
— Уехал отец. На семинар вызвали…
И тут же подумал, что не вечером, так утром быть неприятностям…
Васька уже второй раз покормил козу — принес с поляны вязку травы. Покликал кур и порадовался их никогда не пропадающему аппетиту. Он нарочно сорил корм себе под ноги, приучал птицу к полному доверию. И куры шныряли теперь между ног, склевывали крошки с легкой Васькиной обуви. Только желто-красный старый петух не шел на сближение, подхватывал то, что отлетало подальше. И все косил круглым глазом на Ваську — сердито и недоверчиво.
А день все тянулся и тянулся, словно зацепился рогами за сучья и никак не мог отцепиться. Васька сидел на чердаке — читать не читал, думать не думал. Ждал отца и надеялся, что он придет поздно…
Придремал было. Совсем немного, капельку, а проснувшись, заметил: стемнело чуть. Вырвался-таки, отцепился! Понесся теперь, небось зарадовался! Хорошо ему, весело, через всю Сибирь, через Урал, дальше, дальше, а там уж и Москва. Вот поспит Васька ночь, одну только ночь, а день по всей земле пробежит и снова сюда вернется. Как ни в чем не бывало!
Дикие голуби — парами и в одиночку — рассекали крыльями сухой, прогретый к вечеру воздух. Иногда они проносились совсем близко, не подозревая, что Васька видит поджатые, будто малюсенькие кулачки, красные лапки, сбитый пух на брюшках. Там, куда они летели, кричали, устраиваясь на ночь, горластые кедровки Прилетела знакомая сорока и опять стала скакать по крыше, будто невзначай заглядывая в Васькино окошко Сколько раз пугал ее, однажды чуть не пришиб головкой спекшегося шлака — не помогает. Что-нибудь да упрет! Как-то ножичек схватила — не осилила, выронила на крыше.
Мать пришла, позвала ужинать, но Васька загляделся на засыпающий лес, сразу не отозвался.
Отец идет! Но почему мимо дома?.. Васька привстал, пригляделся. Да это же дядя Коля. С ружьем…
Качнулись ветки и скрыли темный, приземистый силуэт соседа.
— Я за водой! — на ходу сообщил Васька матери, схватил ведро и шмыгнул в калитку. Пробежав немного, он остановился, перевел дух. Потом сунул ведро в куст и, прячась за деревьями, сторожко покрался следом. Он волновался и думал всякое и чувствовал, что неспроста приходил сегодня сосед…