Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Персонал третьего отделения разозлился не на шутку не столько на
Джона, сколько на родителей. Сколько Нэлли Константиновна не уговаривала взять на время домой сына, мама отбрыкивалась, говорила о том, что держать в доме второго больного нет никакой возможности.
Всего этого Ситка Чарли знать не мог и возводил напраслину на врачей.
Ситка приходил из больницы потерянный, говорил, что Джона мучает ностальгия и садился за письмо к министру здравоохранения.
"Товарищ министр!
У
Письмо Ситка начинал писать несколько раз, но так и не окончил.
Ситка Чарли винил во всем врачей, тогда как не знал, что дело не только в разбитом зеркале и что Нэлли Константиновна не раз и не два звонила маме и говорила матушке о том, насколько опасно для больного беспрерывное пребывание в стенах больницы. У любого хроника, в конце концов, так или иначе наступает органическое поражение мозга, не говоря о том, что ежедневный прием сильнодействующих препаратов разрушает печень, почки. Только регулярная смена обстановки растягивает распад личности хронически больного.
Чтобы мама и все мы прочувствовали вину, лечащий врач объявила о новом назначении. Ситка прибежал домой: "Мама! Немедленно поезжай в больницу! Джону собрались сделать элеткрошок!".
В больницу матушка не поехала, а позвонила Нэлли Константиновне и попросила отменить назначение. Заведующая отделением назначение отменила и сказала, что на самом деле они и не собирались проводить элетрошоковую процедуру. Если бы до этого дошло, то они в таком случае не стали бы объявлять о ней заранее, а провели бы сеанс без предупреждения.
Со слов Ситки, чисто от нечего делать, уже не по-медицински, более всего он интересен профессору Зальцману.
– Зальцман хитрый… – говорил Ситка.
– Давно ты его знаешь? – спросил Шеф.
– Давно… Меня к нему водили, когда я еще лежал на Пролетарской.
– О чем он тебя спрашивал в первый раз, – не помнишь?
– Помню.
– Ну и о чем?
– О разном.
– К примеру?
– К примеру? – Ситка задумался. – К примеру, спрашивал он меня, как я вижу свое выздоровление.
– И что ты ему сказал?
– Тик-тик- так, Сталинград! Что я сказал…? Сакшен буги…
Сказал, что выздоровление придет с наступлением Золотого века.
Сказал ему я, что Золотой век начнется тогда, когда Ночь сольется с
Ночью, а День сойдется с Днем…
– А Зальцман что?
– Ничего. Интересовался подробностями, как это Ночь сольется с
Ночью, а День сойдется с Днем.
– И как это они сольются-сойдутся?
– Наступит Золотой век – узнаешь, – ответил Ситка и улыбнулся.
Время делает свое дело. Ситка Чарли говорил: "Тик-тик-так,
Сталинград!",
Силы не те, да и настроения уже нет. Вялость пропадала, когда его вновь начинала одолевать бессонница и он, как всегда, отказывался принимать аминазин.
Он садился в туалете рядом с унитазом, закуривал "памирину" и заводил разговор с невидимым собеседником.
– Что ты такое говоришь? А-а… – И разражался смехом, переходившим в гоготание.
Если кому-то из нас надо было зайти в туалет, Ситка молча поднимался и уходил на кухню, где продолжал разговор с самим собой.
В пепельнице тлела сигарета, Ситка Чарли стоял между раковиной и столом, и вновь садился на корточки.
– Но как это сделать? – подняв голову к потолку, вопрошал он и, услышав неслышный ответ, говорил. – Ну, если так, тогда конечно, – и напевая "Сакшен буги…", вновь шел в туалет.
Если матушка выходила из столовой и просила выпить лекарство, то он затихал и говорил, что, мол, ничего страшного с ним не происходит и скоро он пойдет спать. А если я влезал в его разговор с потолком, то он беспощадно материл меня.
…Пришел Вовка Коротя. Ситка закрыл за ним дверь и скомандовал:
"Володя, быстро сходи поссы!". Коротя без слов отправился в туалет.
В комнате Шеф, расставляя шахматы, сказал: "Пять дней не спит…
Надо звонить в ВЧК…".
Коротя промолчал.
В дверь опять позвонили. Ситка бросился открывать.
На площадке стояли родственница-студентка из Есиля с подругой.
Принесла их вовремя нелегкая. За спиной Ситки Чарли я сделал знак родственнице немедленно уходить и громко сказал: "Мамы дома нет!".
Родственница, сделала вид, что не поняла и топталась дурочкой в проеме.
– Девочки, проходите! – Ситка посторонился и, впустив подружек, скомандовал: "Быстро сходите в туалет поссать!".
– Ты что! – не сдержался я.
– Ничего, ничего…, – поспешно скидывая туфли, сказала родственница и побежала с подругой по коридору в туалет.
Шеф в комнате препирался с Коротей.
– Вовка, выйди как будто за сигаретами, и позвони из автомата в скорую. Скажи, чтобы прислали спецбригаду…
– Нуртасей, я не могу… – Коротя опустил голову.
– Что не могу! – Шеф разозлился на друга. – Хочешь, чтобы через час он нас всех срать заставил?!
– Ладно… – Коротя поднялся.
Женился Хаки. Женитьба Плейшнера-Гудериана породила неудобства у
Саяна Ташенева. Хаки несколько лет живет в его квартире. У Саяна квартира хоть и трехкомнатная, но жена, сын. Хаки, надо думать, и без жены стеснял их, особенно если учесть, что часто заявлялся домой в дупель пьяным.
Мама позвонила жене Есентугелова.