Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Первый секретарь Талды-Курганского Обкома партии Сакан Кусаинов тоже папин земляк. Несколько лет Кусаинов руководил Тургайской областью и помогал сыну дяди Абдула – Нурхану по службе, сделал его председателем Амангельдинского райисполкома.
Отец вернулся из Кокчетава удивленный: "Там меня уважают, дома – за человека не считают".
Папа вновь полетел в Кокчетав. Теперь уже со мной. Встречали
Нурлаха и Тулеген. Тулеген – родственник Кульшат, майор областной милиции. Он друг Сатыбалды. Последний написал книгу про его знаменитого по области предка.
"Деньги, почет, слава, квартира" сыном папиного учителя в основном выполнена. Кроме Госпремии Сатыбалды получил и звание народного писателя. С деньгами и квартирой у него тоже полный порядок. Что до той, кто по ночам слушала тезисы программы-минимум, то с ней
Сатыбалды развелся и женился на другой любительнице литературы.
Нурлахины заметки о денежном обращении время от времени выходили в "Казахстанской правде". Может поэтому, а может потому, что Нурлаха фантазер, но родичи Кульшат говорили: "А что Нурлану? Он же писатель".
– Слушай, какой ты писатель? – спросил я Нурлаху.
– Собираюсь написать книгу.
– И долго думаешь собираться?
– Вот сяду и напишу. Пока веду дневник.
"Сяду и напишу". Артист. Почему человека одолевают думы о писательстве? Лев Толстой писал, что всяк из нас преисполнен стяжания славы. Слава писателя тоже преходяща, но она намного притягательней известности ученого, артиста, передовика производства, она устойчивей. Почему, возможно, и вызывает уважение простых людей.
Почему Нурлахе нельзя помечтать о писательстве? Я ведь тоже когда-то хотел стать писателем. И тоже только ради того, чтобы удивить других. "Писать я не умею. – думал я, – Этому нельзя научиться. В науке, – здесь тоже не мешает признаться себе, – я, даже если защищу кандидатскую, мне суждено остаться рядовым пехотинцем. Что делать?".
Папа устроил меня в Дом отдыха на озере Щучьем и улетел домой.
…За день до отлета домой меня позвал дядя Абдул. Каждый видит то, что видит. Шеф сильно преувеличивал, говоря о том, как сильно похож дядя на нашего отца. Похож мало. Зато я узнал, почему Нурлаха трепло. Таких невозможных трепачей, как дядя Абдул я еще не встречал.
Глава 30
Забери Солнце со мной…
Всякому овощу свое время. Три года назад Фая раздобыла для меня на одну ночь "Мастера и Маргариту". Раздобыла после того, как я рассказал ей, как Саша Фиглин, сосед по каюте, потратился на валюту в Хельсинки из-за романа Булгакова.
За одну ночь мне не осилить книгу. "Мастера и Маргариту" прочитал за ночь Шеф. Прочитал и ничего не сказал.
Наутро я вернул книгу Фае. Она спросила: "Понравилось?".
– Ниче.
– Я тоже думаю, что ничего.
Впервые о романе я узнал из интервью Клаудии Кардинале
"Советскому экрану" в середине 60-х. Что конкретно говорила
Кардинале о романе подзабылось, помню только, что рассказывала, будто долго находилась под впечатлением.
"Буран"
Тахави Ахтанов – директор книжной палаты и обещал взять отца к себе заместителем.
Умер
В августе скончался и Раха, муж Маркизы. Мамина подружка льет слезы в два ручья. Женщин не поймешь. Раха драл Маркизу как сидорову козу, а она зачернилась в скорби. Любовь штука непостижимая. Вполне могло случиться и так, что если бы Раха бил Маркизу посильнее, то она вообще бы не перенесла вдовьей доли.
Пока то да се, папа съездил в дом творчества "Переделкино".
– Знаешь, чем измеряют живые классики успех писателя? – спросил по возвращении из дома творчества отец.
– Чем?
– Количеством переводов на зарубежные языки. Встречают друг друга на аллейке и спрашивают: "На каких языках тебя за границей читают?".
В Переделкино отец ни с кем из живых классиков не познакомился.
Для переводчика из провинции они недоступны. Папа много беседовал с татарским прозаиком Баширом Гумеровым, журналистами Еленой Кононенко и Яном Островским. Они люди пожилые, особенно Кононенко. Имя революционерки и журналистки Елены Кононенко, говорил отец, до войны известно было всей стране. Ее и попросил папа дать имя для Дагмаренка.
Ян Исаакович Островский в свое время писал о цирковых артистах, работал несколько лет в "Литературной газете".
Два дня до отлета из Москвы папа жил в его квартире.
– Ян шустрый старик… С утра с ним мы бегали по магазинам. Если бы не он, я бы не привез домой пять килограммов индийского чая.
"Принцесса на горошине"
Несколько лет с мясом в Алма-Ате плохо. В магазинах очереди за тощаком по семьдесят копеек за кило. В магазинах для участников войны и персональных пенсионеров баранины полагается по два килограмма в неделю.
Мы не травоядные, вполне себе плотоядные и хотим мяса. Свинину казахи не жалуют. К свиным делам нас приобщает Доктор.
– После второго курса на целину ездили с нами казачата дятлы.
Можешь себе представить, отказывались от свиных окороков, – говорит, делая бутерброд с салом, Доктор. – Я х… к носу прикинул и говорю им: "Правильно, не ешьте свинину, а нае…йте сопли в рот".
Руфа рассказывал, что Шафик Чокиноввич в командировки всегда берет с собой кусок жирного казы.
– Хорошо ездить с академиком по командировкам. – говорит Руфа. Обком машину выделяет, везде все берем без очереди.
Два раза Руфа летал с директором в Целиноград. Вечерами в гостинице играл он в преферанс с Чокиным, Каспаковым. Играет в карты
Сюндюков безжалостно. Раза три не пожалел он и Чокина. Каспаков отчитывал Руфу:
– Ты что делаешь? Разве можно обыгрывать директора?
– Интересно вы рассуждаете. Зачем тогда играть?. – удивился
Сюндюков.
Чокин на собрании к 60-летию Октябрьской революции рассказывал о голодном детстве.
– Казахи до революции жили плохо… Сами посудите… Утром – мясо, в обед – мясо, вечером опять мясо… Господи, боже мой! Куда это годится?