Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Руфа предостерегает молодежь:
– Бабы сильнее мужиков. С ними лучше не связываться… Никогда не издевайтесь над женами. Для мужиков это всегда плохо кончается. Они не забывают об унижениях и когда-нибудь обязательно отомстят.
При всем своем здравомыслии Руфа – утопист.
Утописты – идеалисты, люди чести. Это намного важнее содрогания, в какое они часто ввергают близких.
Что было, то было,
Того уж не вернешь.
О, пане, панове,
Любви нет ни на грош…
С Шастри ездили не только по командировкам.
Дом отдыха "Ботагоз" в двух шагах от железнодорожной станции, в сосновом лесу, у озера Щучье. Отдыхающие с утра собирают грибы, на балконах солят к зиме на закусь грузди.
Теплое выдалось лето 79-го в Боровом. Отдыхали там не только пожилые грибники. В нашем с Шастри корпусе поселились две прехорошенькие женщины. Вера из Москвы и Фатима из Семипалатинска.
Вера примерно моего возраста, или чуть помоложе и она из Москвы.
Приехала отдыхать к Щучьему озеру с дочкой пяти лет. Привезли ее на белой "Волге" из кочетавского аэропорта – стриженные затылки – местные кэгэбэшники. Стриженные затылки суетились, спрашивали Веру не надо ли чего еще, обещали проведать через два дня.
Вера уклонялась от ответа о роде занятий, но неосторожно обмолвилась о знакомстве с адьютантом Брежнева генералом Рябенко.
После того, как проскочила фамилия адьютанта Брежнева, расспросы сами собой прекратились.
Она и без брежневского генерал-адьютанта интересная, сдержанная, умная женщина. Дочка у нее – чудо с большими бантиками. С ней мы гуляем, катаемся на лодке, удим рыбу. С ее ладно хорошенькой мамой я не догадался куда-нибудь прокатиться. И это при том, что она охотно общается со мной.
И все из-за Фатимы.
Фатиме двадцать лет. Она студентка мединститута, высокая и стройная, играет в баскетбол. Она тоже не могла не нравиться.
Семипалатинск никак нельзя назвать дырой, если в нем живет столь обалденная татарка, как Фатима.
Она изящно подсаживалась ко мне на скамеечку:
– Что будешь после обеда делать?
– О, Шемаханская царица! Во имя тебя, после обеда можно и на
Эверест сбегать!
Она смеялась. Поначалу я думал, что за ее смехом кроме смеха ничего и нет. Мне не верилось, что ее глаза, цвета нежнейшего щербета, способны обещать мне, крокодилу, перспективы полного взаимопонимания и тесного сотрудничества. Потому с неумолимой беспощадностью я развлекал ее.
Шастри наблюдал со стороны.
– Ты ей нравишься. – сказал он.
– Хреновину порешь.
Мне неприятно его соглядатайство. Занялся бы он лучше собой.
– Я же вижу.
– Что ты видишь? Для тебя достаточно какой-нибудь бабе улыбнуться, чтобы предать дело партии.
– Говорю тебе: я все вижу. Она клеится к тебе.
Я и сам начинал кое-что видеть, догадываться. Фатима, как и Вера, радовала глаз. Но это еще ничего не значит. И дело тут не только в моей малохольности. И не в том, что обе они, по-моему, не заслуживали легкомысленного с собой обращения. Они сильно,
И дотянулся.
Я увлекся и рассказал при Фатиме несколько анекдотов про татар.
Она поняла так, что против татар я ничего не имею, но анекдоты о специфике татарских женщин – намек в ее сторону и, перестала замечать меня.
"Молодая, с чувственным оскалом".
Фатима не пришла проводить меня к автобусу. Пришла Вера.
Я разговаривал с ней через окно и сожалел о том, как переборщил с анекдотами. Я искал глазами Фатиму.
Что до Веры, то она воспитанная, с чутьем разведчицы, женщина.
Она возможно и поняла, что я не только идиот и пустомеля. И если бы она чуток знала историю моей жизни, хотя бы на данный отрезок времени, то наверняка согласилась бы с тем, что мало, до обидного мало, такой, как она, женщине, просто нравиться кому-то.
Надо еще и…
Надеюсь, понятно.
В чьей власти наши желания? Чтобы капитально разобраться с этим – опыта у меня с гулькин нос. Но то, что сердцу не прикажешь, то это точно и на все времена.
Будет ли у меня когда-нибудь что-то? Неужели я, по сути, ничего и, не изведав, так ничего и не узнаю?
В самом ли деле, я перегорел до срока?
Вставай проклятьем заклейменный…
Секретарь ЦК КПСС Горбачев переведен из кандидатов в члены
Политбюро. Про него мне ничего не известно. Ничего не известно, но я мечтаю о временах, когда я буду работать у него помощником. Горбачев станет Генеральным секретарем ЦК и пригласит меня к себе. Когда это произойдет? Не знаю. Может вообще никогда. Он спокойно может застрять в дежурных секретарях ЦК КПСС на лет десять-пятнадцать, как это произошло с Кирилленко, Долгих, Катушевым.
Мне хочется, чтобы к власти пришел именно он.
Что я буду у него делать?
Глава 33
В каждой избушке свои погремушки
Валера и Ситок полагают, что я переживаю из-за развода. Этого нет. Правда, иногда думаю о Дагмар, скучаю. Мама говорит: "Дочка вырастет и все поймет". Поймет, не поймет – это как вариант самооправдания. Тогда я ловил себя на мысли: "Так ли уж мне нужны дети, если в свое время я долго мечтал о ребенке, пусть о сыне, и все равно легко пошел на развод?". Привычка бросаться словами, даже наедине с собой, довела до того, что я уже не верю самому себе.
О чем я думал тогда? Думал я о Джоне. До конца жизни ему не вырваться из дурдома. До конца жизни… Когда-нибудь он помрет в заточении от тоски. Скорее всего, он умрет раньше Ситки Чарли.
Ситка, хоть и заболел намного раньше Джона, но он ходит домой, общается со здоровыми людьми. Как мы будем хоронить Джона? Что скажут люди? Они может ничего и не скажут, но подумают: "Спрятали с глаз долой сына и брата в сумасшедшем доме, а сами…".
С недавних пор я боюсь ночных и утренних телефонных звонков.