Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Министр энергетики и электрификации СССР Непорожний объясняется в
ЦК. Говорит, что авария ликвидируется, но Новый год жители столицы все равно будут встречать с электрообогревателями. Синоптики обещают в январе потепление, скорее всего, с его приходом и удастся наладить теплоснабжение жилья.
Ссылки на усиливающуюся напряженность топливно-энергетического баланса в стране и мире не имеют практического смысла, они тема для дискуссий, но никоим образом не дают повода как-то повлиять
Словом, значение имеет только температура воздуха за окном.
Сапожник без сапог. Муля говорит, что дом Чокина не подключен к центральному теплоснабжению. Домочадцы директора института зимой обогреваются печкой на газе.
Ты падший ангел мой…
Как бабочка огня тебя я не миную…
30 декабря. Лаборатория отмечает Новый год. Разговор за столом вокруг задач на предстоящий период. Каспаков вновь избран парторгом института, говорит о перспективах и не забывает отметить, кто как пьет и закусывает.
– Ты что завязал? – обратился он ко мне.
– Ну так… – неопределенно хмыкнул я.
– Правильно сделал. А то я слышал, как вы там на спирт налегали.
Ха-ха… Дорвались до бесплатного.
Я прошептал на ухо Шастри: "Все знает, все умеет. Он такой же, как и мы…".
– "…Только без хвоста", – в мотив закончил Шастри.
– Вчера наши вошли в Афганистан, – сказал Каспаков.
– Как?
– ТАСС сообщил, по просьбе афганских товарищей туда введен ограниченный воинский контингент…
– Афганистан неприсоединившаяся страна, – сказал я. – Нам туда нельзя.
– Не знаю. – Жаркен откинулся на спинку стула. – Говорю, что слышал. Еще передали, убили Амина.
– Пойдешь со мной к Умке? – спросил Шастри.
– Для науки?
– Ага.
– Для науки к ней и без меня можешь сходить.
– Братишка, выручай.
– Берешь амбалом для отмазки?
– Ну.
– Сходим. Силы есть?
– Есть.
Силами Шастри называет деньги. На женщин силы у него всегда есть.
Шастри тоже не знает кто ему нужен. Марьяш доступна, Кэт в декрете, Барбара Брыльски в Польше. Осталась Умка. Если раньше к ней он только подкрадывался, то сейчас ни от кого не скрывает, как серьезны его намерения.
Он не прочь и жениться на ней.
Осенью с ним мы проходили мимо дома Умки. У подъезда с подружками играла Анарка. При виде Шастри она бросила скакалку и бросилась на шею фюреру. Любит она доброго, как Дедушка Мороз, Лала Бахадура Шастри.
– Дядя Нурхан, вы хороший! Будьте моим папой!
– Возражений нет, – деловито ответил Шастри и вбросил целеуказание: "С мамой согласуй".
Шастри хоть опрометчиво и тороплив, но, по его понятиям, с Умкой следует поступать красиво. От
Дверь открыла Анара.
– Мама болеет.
В зале на диване лежала Умка с полотенцем на лбу.
Шастри бросил портфель на пол.
– Сейчас я ее вылечу.
Шалунишка, не прибегая к рукам, двумя движениями, – нога об ногу
– скиданул сапоги, и в чем был – в шляпе, плащ-пальто – в одну секунду оказался у дивана и без слов припал к Умке.
– Отпусти! – закричала Умка. – Бектас! На помощь!
– Не кричи! Сейчас… разденусь.
– Что там раздеваться?! Скорей!
Я с трудом отодрал от нее шалунишку. С красным мордом Шастри прерывисто и глубоко дышал: "Какая ты!".
Умка поднялась с дивана.
– А ты что?! – набросилась она на меня.
– Что я?
– Специально ждал? – Умка прошла на кухню.- Любишь поиздеваться.
– Я думал…, – я пошел за ней.
– Что думал?
– Думал, ты кокетничаешь…
– Я же говорю: любишь ты поиздеваться над людьми.
– Маненько есть.
На кухню зашел Шастри с портфелем.
– Мы тебе лекарство принесли, – сказал он и достал бутылку русской водки.
– Я пить не буду, – она передвигала на плите кастрюли.
Повернулась ко мне. – Если хотите, пейте сами.
– Я тоже не буду пить.
– Правда? Молодец. А то на тебя пьяного смотреть не хочется.
Какой-то жалкий становишься.
Шастри уломал Умку. Она выпила и взгрустнула: "Анарка вырастет, выйдет замуж… Я останусь одна". Шастри, гладил ее по спине и с дрожанием в голосе приплывал: "Не переживай. Я с тобой. Ты мне только свистни…" и, подмигивал мне: "Сваливай".
Я сходил в ванную. На трубе-сушилке белые трусики Умки. Почему я должен уходить? Я вернулся на кухню и присел с торца стола. Шастри за каких-то полчаса окончательно поглупел. Он не переставал ерзать на стуле, жмурился и продолжал сигналить испорченным светофором:
"Уходи! Уходи!".
Я откинулся на стуле и увидел раздвинутые под задравшейся юбкой ноги Умки, синие трусики. Уходить не хотелось, но уходить надо – наблюдать и далее со стороны за ласками Шастри не по-товарищески.
Умка опьянела, Шастри не преминет воспользоваться, присутствие ребенка, пожалуй, его не остановит.
Я одевался в прихожей. Анарка крикнула: "Мама, дядя Бектас уходит".
Умка сбросила руку Шастри: "Нурхан, ты тоже уходи".
– Не мог незаметно уйти? – Мы вышли из подъезда.