Чосон. Последняя династия Кореи

Ен Су Пак

Кстати говоря, первоначальное храмовое имя двадцать второго чосонского вана звучало как «Чонджон», но в конце XIX века ван Коджон изменил второй иероглиф в знак почтения [155] . Почтение Коджона ван Чонджо заслужил борьбой с распространением христианства, которое в его правление снова начало набирать популярность в Чосоне, благодаря пропаганде всеобщего равенства и снижению престижа конфуцианства, используемого знатью для легитимизации своей власти.

155

Иероглиф «джо» («?»), означающий «предок-основатель», считается более почетным, чем иероглиф «джон» («?»),

которым обозначают простого предка. В тех случаях, когда престол наследовался не по прямой линии – от отца к сыну или от деда к внуку, храмовые имена корейских правителей оканчиваются не на «джон», а на «джо», поскольку фактически основывалась новая ветвь внутри правящей династии. Исключением из этого правила стал только ван-император Коджон, бывший дальним родственником своего предшественника, вана Чхольчона. А для вана Чонджо иероглиф «джо» стал своеобразным «знаком почета». Обратите внимание на то, что переход престола к сыну, рожденному не старшей женой-ванби, а кем-то из супруг-наложниц, тоже считался основанием новой ветви, ввиду чего преемник Чонджо ван Сунджо получил такое имя.

ГЛАВА 23

Ли Кон, «Эпоха Андонских Кимов»

Итак, в августе 1800 года, на пороге нового столетия, ваном Чосона был провозглашен десятилетний Ли Кюн, сын вана Чонджо. Регентом при нем стала Чонсун-ванху, формально приходившаяся ему бабкой. Субин Пак, мать Ли Кюна, также известная как Ю-бин, была женщиной скромной, вела простой образ жизни, к почестям не стремилась и в политику не лезла (не исключено, что именно благодаря этому она дожила до пятидесяти двух лет и умерла своей смертью).

Из всех наследников чосонского престола, Ли Кюн, известный как ван Сунджо, провел в этом статусе наименьшее время – всего четыре месяца. К правлению его не готовили: отец не успел этого сделать, а Чонсун-ванху это не было нужно. Судя по тому, как бодро эта женщина начала сводить счеты со своими недругами, едва став регентом, править она собиралась долго. Большинство ее врагов принадлежало к «молодым западникам» и «южанам», а опорой ей служили «старики», которым благоволил Ёнджо, но не благоволил Чонджо.

Чонсун-ванху действовала с размахом, и никто не мог ей тогда воспрепятствовать. Помимо многих сановников, был казнен Юнэн-гун, приходившийся сводным братом покойному вану Чонджо. Юнэн-гун был третьим сыном Садо-седжи, рожденным придворной дамой Лим, и потому считался незаконнорожденным. Но все же в его жилах текла кровь правителей, и поэтому он не был удален от двора.

Если ван Ёнджо и, уж тем более, Садо-седжа, относились к Юнэн-гуну холодно, как к неожиданному и нежеланному ребенку, то при Чонджо Юнэн-гун стал пользоваться определенным влиянием. С одной стороны, Юнэн-гун был для Чонджо кровным родственником, близким человеком, на которого ван мог положиться. А, с другой, будучи незаконнорожденным, Юнэн-гун ни при каких обстоятельствах не мог бы претендовать на престол, так что Чонджо его не опасался. Юнэн-гун конфликтовал с Чонсун-ванху и ее родственным кланом Кимов. Покровительство Чонджо уберегало Юнэн-гуна от многих неприятностей, но стоило вану умереть, как следом за ним пришлось уйти и Юнэн-гуну.

Выше было сказано о том, что ван Коджон чтил вана Чонджо за его борьбу с распространением христианства, но на самом деле истинным борцом с христианством была Чонсун-ванху. В процессе гонений на чосонских католиков было казнено более трехсот человек, не пожелавших отказаться от своих «заблуждений». Историки считают, что среди казненных было много политических противников Чонсун-ванху, которых ложно обвинили в принадлежности к католикам, чтобы скорее с ними расправиться.

Примечательно, что Чонсун-ванху распустила корпус телохранителей вана, созданный Чонджо, – лишила своего подопечного его личной гвардии. Очевидно, эта властная женщина не собиралась уступать власть внуку по достижении им совершеннолетия… Но по ряду причин в 1804 году влияние Чонсун-ванху начало слабеть, а в начале 1805 года она скончалась на шестидесятом году жизни. Можно сказать только одно – тем силам, которые делали ставку на вана Сунджо, смерть

Чонсун-ванху пришлась весьма кстати. Вполне возможно, что без яда здесь не обошлось.

Из-за смерти вана Чонджо, женитьбу его сына на дочери Ким Чжосуна, главы клана Кимов из Андона [156] , пришлось отложить до окончания траура. Бракосочетание состоялась в 1802 году, несмотря на то что Чонсун-ванху пыталась этому помешать, утверждая, что тринадцатилетнему вану не стоит торопиться с женитьбой, пока что вполне можно обойтись и наложницами. Но Ким Чжосун легко отмел эти возражения, заявив, что почтительный сын обязан исполнить волю отца, поэтому брак, запланированный покойным ваном, непременно должен состояться.

156

Город, ныне находящийся в Республике Корея, столица провинции Кёнсан.

По отцовской линии Ким Чжосун имел среди предков Инмок-ванху, вторую жену вана Сонджо, а его корни по материнской линии тянулись к Чонмён-конджу, дочери Сонджо и Инмок-ванху. Жена Ким Чжосуна состояла в родстве с Сим Нынгоном, мужем Хварён-онджу, дочери вана Ёнджо. Что же касается высших сановников, то их в роду Ким Чжосуна было не перечесть. Короче говоря, клан андонских Кимов, принадлежащий к «старым западникам», был не только благородным по происхождению, но и весьма влиятельным. Влиятельным настолько, что с успехом противостоял Чонсун-ванху.

Дочь Ким Чжосуна, известная как Сунвон-ванху, родила вану Сунджо двух сыновей и троих дочерей. Младший сын умер вскоре после появления на свет, а старший, Ли Ён, прожил двадцать лет и успел произвести на свет сына Ли Хвана, который унаследовал престол после Сонджо.

В целом, для вана Сунджо все обстоятельства сложились удачно. Сам он не обладал ни способностями, ни желанием управлять страной, но у него был влиятельный и мудрый тесть, который взял на себя бразды правления. Тестя можно было не опасаться, поскольку он не собирался свергать своего зятя, так что Сунджо мог жить в свое удовольствие, делая вид, будто правит Чосоном и получать почести, подобающие его положению. Сунджо был доволен, Ким Чжосун был доволен еще сильнее, а вот среди подданных вана росло недовольство.

После смерти Чонсун-ванху Ким Чжосун и его родственники очень быстро избавились от своих политических противников, среди которых преобладали «южане». Принцип назначения на должности «по способностям» был забыт, теперь значение имели не результаты экзаменов, а связи и деньги. Подняться можно было двумя способами: доказать свою преданность и полезность андонским Кимам или заплатить им за должность. И если в столице еще сохранялась видимость приличий, то в провинции царил произвол.

О чем думает человек, вложивший крупную сумму в какое-то предприятие? Разумеется, о том, как поскорее вернуть свои деньги с прибылью. Чиновники, купившие должности, возмещали расходы за счет откровенного грабежа населения. Искать правды в верхах было бесполезно – Сунджо не принимал «ходоков» и не читал подаваемые прошения. Все дела замыкались на Кимах, которые всегда поддерживали своих назначенцев. Чиновный произвол не ограничивался вымогательством взяток «за каждый чих» и введением дополнительных поборов. Широкое распространение получила практика несправедливого обвинения богатых людей в тяжких преступлениях – обвиняемый брался под стражу и освобождался только после выплаты крупного выкупа. Доказывать свою невиновность было невозможно, в роли «доказательства» могли выступать только материальные блага, передаваемые обвинителям.

Здесь можно вспомнить старую пословицу, гласящую, что строившееся на протяжении десяти лет может сгореть за полдня – к 1810 году от благих преобразований, сделанных предшественниками вана Сунджо, не осталось и следа. Если вы сейчас вспомнили о тайных цензорах, которых ваны направляли для изучения состояния дел на местах, то и их коснулось всеобщее разложение – вместо скрытого проведения инспекции, цензоры являлись к местному начальству, предъявляли свои полномочия и обозначали, сколько они хотят получить за хороший отзыв.