Чосон. Последняя династия Кореи

Ен Су Пак

Сон Сиёль не мог смириться с ущемлением прав его родственницы и покровительницы всех «западников» Инхён-ванху. Его также не устраивал и компромиссный вариант, предложенный ваном, который хотел, чтобы Ли Кюн был усыновлен старшей женой, таким образом, его право на престол не подлежало бы оспариванию. По совету Сон Сиёля Инхён-ванху отказалась усыновлять Ли Кюна…

Надо признать, что «многомудрый» Сон Сиёль и Инхён-ванху плохо представляли, со сколь решительным противником они имеют дело. Действуя по принципу «съев фазана, заодно съешь и яйцо» [140] , Сукчон устроил очередной хвангук, а строптивую жену сослал в буддийский монастырь, находившийся в провинции Кёнсан. Члены ее семьи тоже отправились в ссылку, где ее отец был убит. Хвангук оказался крайне суровым – Сон Сиёля принудили

к самоубийству, расстались с жизнью многие лидеры «западников», как «старых», так и «молодых», а те, кому повезло остаться в живых, отправились в ссылку без каких-либо надежд на улучшение положения. Что же касается Окчжон, то она сначала была повышена до высшего супружеского ранга «бин» с почетной приставкой «хви» [141] , а затем стала старшей женой-ванби. Постепенно все важные и не очень должности перешли к «южанам».

140

Это корейское выражение означает, что любое дело нужно доводить до конца.

141

В переводе – «очаровательная», «красивая».

Поступок Сукчона противоречил чосонским традициям. Другое дело, если бы у вана не могло быть детей от Инхён-ванху, но ван был молод – на пороге тридцатилетия, а его старшая жена считалась здоровой, и, если бы ван уделял ей достаточно внимания…. Но Сукчон относился к тем правителям, для которых собственная воля стоит выше традиций.

Позиции матери наследника престола, возвысившейся до ранга ванби и поддерживаемой фракцией «южан», казались не просто прочными, а непоколебимыми. То же самое можно сказать и о позициях «южан», но…

Уже к 1694 году Окчжон утратила расположение своего мужа. Отчасти это было вызвано ее чересчур самонадеянным поведением (плела интриги одну за другой), отчасти – стяжательством «южан», и тем, что у Сукчона появилась новая фаворитка – дочь военачальника Чхве Хёвона. Знакомство с ней произошло при следующих обстоятельствах: страдая бессонницей, Сукчон решил прогуляться и вдруг услышал рыдания, доносившиеся из одного дворцового покоя. Заглянув туда, ван увидел юную мусури [142] , которая рыдала перед столом, на котором стояла памятная табличка в честь Инхён-ванху. Крайне удивившись тому, что кто-то осмелился почтить память низложенной ванби, Сукчон потребовал объяснений. «Я служила Инхён-ванху, и она относилась ко мне с добротой, которую невозможно забыть, – ответила мусури, пав на колени перед ваном. – Сегодня – день ее рождения, я не могу не воздать ей почести. Сделайте милость, велите казнить меня за мой поступок».

142

Женщины-мусури, бывшие простолюдинками, выполняли при дворе черную работу – носили воду и дрова, разжигали огонь и другое.

Сукчон был тронут такой верностью и смелостью, а еще его очаровала красота девушки, которую ван сделал своей наложницей. К 1699 году девушка возвысилась до ранга бин с приставкой «сук» [143] , и в историю она вошла как Сукбин Чхве. Ван любил Сукбин Чхве и прислушивался к ее мнению, а она убеждала мужа проявить милость к Инхён-ванху, с которой поступили не очень-то справедливо. Отказ Инхён-ванху усыновлять Ли Кюна выглядел логичным и обоснованным – ей было двадцать два года, у нее еще могли родиться свои сыновья, усвоив чужого, она могла лишить их права на престол. Можно предположить, что в глубине души Сукчон осознавал, что Инхён-ванху стала заложницей обстоятельств, потому-то и не отправил ей прощальный дар в виде яда.

143

В переводе – «добродетельная».

Капля камень точит и к ночным советам мужчины склонны прислушиваться больше, чем к дневным. Оставшиеся в столице немногочисленные «западники» также предпринимали попытки к возвращению Инхён-ванху. В 1694 году «южане» попытались было окончательно разделаться со своими политическими противниками, обвинив их в поддержке, низложенной ванби. Но гнев вана пал не на «западников», а на изрядно надоевших

«южан». Состоялся очередной хвангук. По «южанам» был нанесен удар, от которого они не смогли оправиться и больше уже к власти не возвращались. Правда, на сей раз вместо казни их преимущественно отправляли в ссылку, куда угодил и старший брат Окчжон Чан Хуэйчже, а саму Окчжон понизили в ранге до хвибин (как-никак она была матерью наследника престола).

Инхён-ванху была восстановлена в ранге ванби. Детей мужу она так и не родила. В 1701 году тридцатичетырехлетняя ванби скончалась после года болезни, начавшейся с болей в ногах.

В смерти Инхён-ванху обвинили Хвибин Чан (под таким именем вошла в анналы Окчжон). Согласно преданию, вскоре после смерти, Инхён-ванху явилась Сукчону во сне в пропитанных кровью одеждах. На вопрос отчего она умерла, Инхён-ванху молча указала рукой в сторону покоев Хвибин Чан. Проснувшийся Сукчон отправился туда и застал свою супругу в обществе колдуньи. Обе выражали радость по поводу смерти Инхён-ванху, там ван увидел утыканную стрелами статуэтку, изображавшую его умершую жену. Мотивом послужила не только злоба, но и обида – якобы Инхён-ванху, некогда отказавшаяся усыновить сына Хвибин Чан, собралась усыновить мальчика, рожденного в 1694 году Сукбин Чхве (оба эти сына Сукчона станут ванами).

Хвибин Чан и ее родственники были казнены, но этим дело не закончилось. Гнев вана обрушился на представителей фракции «молодых западников», которым покровительствовала Хвибин Чан. Лидеры «молодых» крайне неосмотрительно пытались заступиться за хвибин, напирая на то, что она являлась матерью наследного принца, но их доводы не погасили пламя, бушевавшее в груди правителя, а, напротив, разожгли его еще сильнее. Всего во время этого хвангука погибло тысяча семьсот человек. Заодно Сукчон издал указ, запрещавший впредь повышать наложниц и супруг до ванби – отныне старшей женой вана или наследника престола можно было стать только по заключению брака. Однако сын казненной хвибин Ли Кюн остался наследником престола.

Сукчона часто сравнивают с десятым чосонским ваном Ёнсан-гуном, но подобные сравнения не совсем уместны. Во-первых, все поступки Сукчона, в том числе и жестокие, были обоснованными и не выходили за рамки здравого смысла – родственники казненных по повелению Сукчона оставались в живых. Во-вторых, Сукчон никогда не унижал своих сановников, как это любил делать Ёнсан-гун. В-третьих, ван уделял много внимания государственным делам и заботился о подданных. В-четвертых, Сукчон относился с должным почтением к старшим родственникам [144] , например – к своей «сводной» прабабке Чаннёль-ванху, а Ёнсан-гун фактически убил свою бабку Инсун-ванху, толкнув её так, что она вскоре скончалась. Сравнивать Сукчона с Ёнсан-гуном все равно, что сравнивать феникса с драконом: оба этих мифических существа умеют летать и обладают большой силой, но различий между ними гораздо больше, чем сходств.

144

Не забываем о том, сколь важное значение имеет в конфуцианской традиции почтение к старшим.

Сукбин Чхве заняла при ване то же положение, которое прежде занимала Хвибин Чан. Правда возвыситься до ванби ей не было суждено – Сукчон не мог переступить через свой собственный запрет даже ради великой любви, а, кроме того, Сукбин Чхве имела низкое происхождение, ее семья относилась к чхонмин и была «облагорожена» постфактум. Первый и третий сыновья, рожденные Сукбин Чхве, умерли вскоре после появления на свет, а второй сын Ли Кым выжил и вошел в историю, как ван Ёнджо, а, как известно, вану не пристало иметь незнатную родню.

Осенью 1702 года сорокадвухлетний Сукчон женился на пятнадцатилетней девушке из рода Ким, среди предков которой был одиннадцатый чосонский ван Чунджон. Формально Инвон-ванху (такое посмертное имя получила эта девушка) считалась третьей женой вана, поскольку низложенная Хвибин Чан в расчет не принимались – все низложенные словно бы вычеркивались не только из жизни, но и из истории. Детей у Инвон-ванху не было, как принято считать, по вине Сукчона, здоровье которого к тому времени сильно ухудшилось. Ван страдал нарушением обмена веществ, которые, возможно, были следствием сахарного диабета. Разумеется, болезнь тела не могла не сказаться на психике – с годами ван Сукчон становился все более вспыльчивым и мнительным. Но Инвон-ванху усыновила Ли Кыма, чем существенно укрепила его права на престол.