Что на роду написано…

Пашин Арт

– Давненько к нам не заглядывали, мистер Платов, – бессменный дворецкий Томми слегка поклонился и дотронулся рукой до шёлкового цилиндра. Значит, помнят.

Платов купил в кассе одну фишку на тысячу фунтов и прошёл в большой игровой зал. Прямо у входа его подхватил под руку старый дружище Джонс – администратор зала – и, радушно улыбаясь, традиционно обвёл рукой зал:

– Шмэн-де-фер, блек-джек, покер, рулетка… Может, мистер Платов желает отдельный стол?

– Спасибо, Микки. Сегодня зашёл просто вдохнуть воздух былых побед и поражений, да

и проверить фортуну.

Джонс понимающе улыбнулся:

– Удачи, сэр.

Павел встал у ближайшей рулетки, взглянул на табло – цифры и цвета были разнобойные, ничего не говорящие. Прокатив фишку между пальцами, он прикинул: «Ну что, на любимое число 26?» – она замыкала линию зеро и всегда импонировала Платову. Или цвет? Но простая логика подсказывала: если пришёл испытать «везёт – не везёт», то пятьдесят на пятьдесят – это тебе не один к тридцати шести. Поэтому, подавив соблазн, Павел поставил на чёрное. Колесо закрутилось.

– 26 чёрное, – объявил крупье.

Удача есть, но подходить к ней нужно осторожно.

Получив выигрыш, Платов подвинул стофунтовую фишку дилеру, поприветствовал наблюдавшего за игрой пит-босса и двинулся к выходу.

В двух кварталах от «Лиз Амбассадор» высилась громада «Рица», куда Павел Николаевич и направился, перейдя на другую сторону Пикадилли. В баре гостиницы он расположился в начале стойки. Поприветствовал бармена, старого знакомого Базиля – потомка русских эмигрантов первой волны. И стал наблюдать, как заполняется ресторан.

Базиль поставил перед гостем коньячный бокал, плеснул в него «Хеннесси ХО»:

– Надеюсь, Павел, твои вкусы за последние годы не изменились.

– Нет, Василий, вкусы всё те же, а вот публика в ресторане изменилась разительно.

– Мельчаем и тихо деградируем. Прежние наши гости – английские аристократы, американские финансовые киты, политики и дипломаты – либо состарились, либо отправились в мир иной. А их место заняли вот, например, такие.

И он кивком показал на входящую в ресторан пару: пожилого мужчину в нелепом оранжевом смокинге, ведущего под руку молоденькую девушку в ботфортах и мини-юбке.

– Нувориши, – вздохнул Базиль. – И не высшего разбора.

– Налей и себе, Василий. Выпьем за времена «блэк тая» и бриллиантовых колье.

Гостиница, в которой обычно останавливался Платов, находилась в десяти минутах ходьбы. Пройдя через «Алмазную галерею», он вышел к бронзовым Черчиллю и Рузвельту, теснившимся на краю скамейки, а треть скамьи оставалась свободной – в этой части должен был восседать, как на всех фотографиях, Сталин. Но сменивший Черчилля лейборист Энтони Иден решил обойтись без вождя мирового пролетариата, и генералиссимус так и не присел отдохнуть на знаменитой Олд Бонд-стрит в центре района Мейфэр – района Байрона и Оскара Уайльда, аукционов «Сотбис» и «Кристис», известнейших ресторанов «Чеприани» и «Лонг Армс».

Гостиница «Сент-Джонс» тоже была одной из достопримечательностей района. В ней какое-то время жил лорд Байрон. Эту маленькую и очень дорогую гостиницу когда-то

показал Платову великий гонщик Ники Лауда, ныне владеющий авиакомпанией, которой Павел поставлял авиаджет. Гостиница была семейной, поэтому хозяйку миссис Хард можно было нередко увидеть у стойки портье выдающей ключи гостям.

– Испания в огне, мистер Платов!

Павел вскинул руку в приветствии камарадос и, как бы рапортуя, отвечал:

– Но пасаран, миссис Хард.

Это было их традиционное приветствие. Отец миссис Хард был военным корреспондентом во время фашистского путча в Испании, дружил с Хемингуэем. И, как-то в разговоре узнав, что дед Платова там же был военврачом, миссис Хард прониклась к нему искренней симпатией.

В гостинице было всего двенадцать номеров, но нумерация начиналась со второго: номер первый был навечно арендован постояльцем Джорджем Гордоном Ноэлом Байроном.

– Зайдём к Байрону? – спросила миссис Хард, доставая ключи от байроновского номера.

Платов кивнул, прошёл в номер-музей. Здесь всё оставалось как при великом поэте.

Присев в кресло автора «Чайльд-Гарольда» и «Дон Жуана», Павел почувствовал, как уходит усталость, дневная суета сменяется причастностью к гениальному, вечному. Перелистав томик «Корсара» и сбросив с себя все сегодняшние хлопоты, пошёл в свой номер.

Утром Платов вылетел в Женеву. Подписал «протокол о намерениях» с президентом концерна «Букер». Успел пообедать в «Шале Петит» с принцем Лихтенштейнским Филиппом, старинным другом и финансовым консультантом, и вечерним рейсом отбыл в Калининград.

Глава 1

2017 год, Москва

Как любой нормальный человек, Павел Николаевич Платов опасался ночных звонков. Поэтому, когда темноту прорезали настойчивые звуки, он, едва открыв глаза, решительно потянулся к телефону, уже точно зная, что услышит плохие новости. В три часа ночи иных быть не может.

Хорошие новости любят основательно выспаться и поваляться в постели. И лишь после того, как примут ванну и неспешно выпьют чашечку кофе, соизволят нанести вам визит. Плохие новости не знают разницы между днём и ночью, плевали на условности, писаные и неписаные правила, на вас и вашу жизнь: они без колебания выбьют ногой дверь в ваш дом, влетят в окно брошенным с улицы камнем… или просто позвонят в три часа после полуночи.

В те пару секунд, что Павел нащупывал в темноте орущий телефон, он уже сделал все выводы. Опыт подсказывал, что речь пойдёт о деньгах – всё остальное могло подождать и до утра. Опыт настаивал, что о деньгах больших: никто не будет беспокоить крупного бизнесмена по мелочам. Опыт буквально кричал, что о больших деньгах, завязанных на политику, – этот гремучий коктейль люди уровня Платова должны быть готовы испить до дна в любое время.

А интуиция нашёптывала, что надвигающиеся проблемы точно связаны с его новым проектом, за последние несколько месяцев ставшим для Павла Николаевича основным.